-- Если бы я думал, что действую во вред своему императору, поверьте, я
скорее дал бы мсье де Мозеану сгореть в аду, чем отпустил бы его! Я видел в
нем лишь частное лицо, попавшее в беду; я отпустил его из одного только
милосердия и желаю, чтобы меня поняли правильно, даже если это мне повредит.
-- Ладно, ладно, -- сказал стряпчий. -- Сейчас это не имеет значения.
Поверьте мне, вы напрасно горячитесь... ваш пыл совсем неуместен. Дело в
том, что мсье де Мозеан говорил о вас с благодарностью и отозвался о вас
так, чтобы как можно верней расположить к вам вашего дядю. А вслед за тем
явился ваш покорный слуга и выложил перед графом прямое доказательство того,
о чем мы давно уже подозревали. Сомнений более не оставалось! Жизнь на
широкую ногу, дорогостоящее франтовство, любовницы, игра в кости, скаковые
лошади -- все объяснилось: мсье Ален состоял на службе у Буонапарте, затем
наемником, попросту шпионом, в его руках сходились нити, я бы сказал, весьма
сомнительной деятельности. Надо отдать справедливость графу де Керуалю, он
принял это как нельзя достойнее: уничтожил доказательства бесчестья одного
своего внучатого племянника, а затем все свое внимание перенес на другого.
-- Как прикажете вас понимать? -- спросил я.
-- А вот как, -- отвечал он. -- Человеческая натура на удивление
непостоянна, и по роду моих занятий мне представлялось немало возможностей
это наблюдать. Натуры себялюбивые могут прекрасно весь свой век прожить без
чад и домочадцев, им вообще никто не нужен, кроме разве парикмахера да
лекаря; однако же, когда близится смертный час, они просто не в силах
умереть, не оставив наследника. Вывод можете сделать сами. Хотя виконт Ален
едва ли об этом догадывается, он уже сброшен со счетов. Остается виконт Энн.
-- Понимаю, -- оказал я. -- По вашему рассказу у меня создалось не
слишком лестное представление о графе, моем дядюшке.
-- Я этого не хотел, -- возразил Роумен. -- Граф вел рассеянную
жизнь... чрезвычайно рассеянную... Но, узнав его, нельзя им не восхищаться;
его обходительность не имеет себе равных.
-- И вы в самом деле полагаете, что я могу надеяться?
-- Поймите, -- ответил мистер Роумен, -- я и так оказал вам чересчур
много, я превысил свои полномочия. Мне отнюдь не поручали говорить ни о
завещании, ни о наследстве, ни о вашем кузене. Меня послали сюда для того
лишь, чтобы сообщить вам, что мсье де Керуаль желает познакомиться со своим
внучатым племянником.
-- Что ж, -- сказал я, оглядывая крепостные стены, окружавшие нас со
всех сторон, -- это как раз тот случай, когда Магомет должен сам прийти к
горе.
-- Прошу прощения, -- возразил мистер Роумен, -- вы уже знаете, что
дядя ваш -- человек в летах, -- но я еще не -- сказал вам, что он тяжело
болен и дни его сочтены. Нет-нет, здесь не может быть никаких сомнений:
именно гора должна прийти к Магомету. |