-- Я знал, что он
дворянин!
И глаза мисс Флоры, как мне почудилось, сказали то же самое, но еще
убедительнее. Во все время этой нашей встречи она их почти не подымала и
лишь изредка на мгновение взглядывала на меня серьезно и ласково.
-- Вы, должно быть, понимаете, друзья мои, что это довольно тягостное
признание, -- продолжал я. -- Стоять здесь перед вами побежденным солдатом,
узником и открывать свое имя -- это нелегко тому, кто горд. И все же я хочу,
чтобы вы знали, кто я такой. Пройдет время, и мы, быть может, еще услышим
друг о друге -- может случиться, мы с мистером Гилкристом услышим друг о
друге на поле брани, а будем мы в разных странах, и печально было бы
услышать о другом, как о незнакомце.
Брат и сестра были тронуты и тут же стали настойчиво предлагать мне
всяческие услуги: хотели принести книги, табак, если я курю, и прочее в том
же духе. Все это было бы весьма кстати, пока не был закончен подкоп. Теперь
же это значило лишь, что можно перейти к главному, из-за чего я и затеял
весь разговор.
-- Дорогие друзья, -- начал я, -- надеюсь, вы позволите называть вас
так тому, у кого на сотни миль вокруг нет больше ни единого друга. Быть
может, вы сочтете меня чудаком и человеком излишне чувствительным, наверно,
так оно и есть, но я прошу вас об одном-единственном одолжении. Все свои дни
я вынужден проводить на вершине этой скалы посреди вашего города. Даже при
той малой толике свободы, что мне дана, я могу видеть бессчетно крыш и,
пожалуй, на тридцать миль окрест море и сушу. И все это мне враждебно! В
домах под этими крышами живут мои враги; стоит мне завидеть дымок над
трубой, и я поневоле представляю, что кто-то сидит у камина и радуется,
читая о поражениях, которые терпят мои соотечественники. Простите меня,
дорогие мои друзья, я знаю, что и вы не можете не испытывать те же чувства,
но на вас я не в обиде. Вы -- это совсем другое дело. Так вот, покажите мне
ваш дом, хотя бы трубу, или, если его отсюда не видно, покажите, в какой
части города он стоит. И тогда, глядя вниз, на город, я смогу сказать: "Вот
единственный дом, где обо мне вспоминают не без доброго чувства".
-- Как вы славно придумали, -- чуть помедлив, сказала Флора, -- и
поскольку это касается Рональда и меня, вы совершенно правы. Пойдемте, мне
кажется, я смогу показать вам даже дым над нашей трубой.
С этими словами она повела меня к противоположной стене, с южной
стороны крепости, и остановилась у бастиона, обращенного как раз туда, куда
выходил наш подкоп. Отсюда виднелись дома предместья у подножия скалы,
казавшиеся с высоты еще приземистей, а дальше -- зеленая, открытая,
холмистая равнина, что постепенно поднималась к Пентлендским горам. Одна из
вершин, примерно в двух лье от нас, была изборождена белыми шрамами. К
этой-то вершине Флора и привлекла мое внимание. |