|
Так вообразите, сколь строгой и неприступной выглядит не простая курица, а британская! ГЛАВА VIII. КУРЯТНИК По меньшей мере полчаса я провел в обществе этих беспокойных двуногих, предоставленный своим мыслям и заботам. Ободранные ладони мои отчаянно болели, и мне нечем было утишить эту боль; меня терзали голод и жажда, ни еды, ни питья не было; я донельзя измучился, а присесть было негде, разве что на пол, да уж слишком непривлекательно он выглядел. Заслышав приближающиеся шаги, я воспрянул духом. В замке загремел ключ, и вошел юный Рональд. Он затворил за собой дверь и прислонился к ней спиною. -- Ну, знаете ли, доложу я вам! -- начал он и не по летам сурово покачал головой. -- Знаю, я поступил весьма бесцеремонно, -- отвечал я. -- Ну и кашу вы заварили, черт подери, я в крайне щекотливом положении, -- сказал он. -- Ну, а о моем положении что вы думаете? -- спросил я. Вопрос мой, по-видимому, сильно его озадачил, и он уставился на меня юношески простодушным взглядом. Мне хотелось рассмеяться ему в лицо, но я был все же не настолько жесток. -- Я в ваших руках, -- сказал я и слегка поклонился. -- Поступайте со мною, как почтете нужным. -- Ну, конечно! -- воскликнул он. -- Так ведь я же не знаю, что нужно! -- Видите ли, -- сказал я, -- ежели бы вы были уже офицером, дело другое. Но, в сущности, вы пока еще не воин, а я уже не воин; в таком случае, мне кажется, поскольку оба мы джентльмены, значит, как и водится меж благородными людьми, законы дружбы превыше всех прочих законов. Заметьте, я сказал "мне кажется". Упаси вас бог подумать, будто я, желаю навязать вам свое мнение. Мелкие неприятности подобного рода неизбежны в военное время, и тут каждый джентльмен решает сам за себя. Будь я на вашем месте... -- Да-да, как бы вы тогда поступили? -- спросил Рональд. -- Честное слово, не знаю, -- отвечал я. -- Вероятно, колебался бы, как и вы. -- Вот послушайте, -- сказал он. -- У меня есть один родственник, и я стараюсь понять, как он думал бы на моем месте. Это генерал Грэм из Лайндока -- сэр Томас Грэм. Я с ним два знаком, но преклоняюсь перед ним, кажется, больше, нежели перед господом богом. -- Разделяю ваше восхищение, -- сказал я, -- и у меня есть на то веские причины. Я воевал против него, был побежден и обращен в бегство. Veni, victus sum, evasi [13]. -- Как! -- воскликнул Рональд. -- Вы были у Бороссы? -- Был и остался жив, а этим немногие могут похвалиться, -- отвечал я. -- Хорошенькое было дельце, жаркое. Испанцы вели себя хуже некуда, впрочем, как и всегда в решающем сражении. Маршал герцог Беллюнский поставил себя в дурацкое положение, и уже не в первый раз. А ваш друг сэр Томас пожал все плоды, если тут вообще можно говорить о жатве. Он храбрый и находчивый воин. -- Так, значит, вы меня поймете! -- сказал юноша. |
