Говоря это, он одной рукой поднес мне
свою, а другой взял у меня мою; поцеловав се, он спрятал у себя на груди -
из глаз его струились целые потони признательности - и распрощался.
Я храню эту табакерку наравне с предметами культа моей религии, чтобы
она способствовала возвышению моих помыслов; по правде сказать, без нее я
редко отправляюсь куда-нибудь; много раз вызывал я с ее помощью образ ее
прежнего владельца, чтобы внести мир в свою душу среди мирской суеты; как я
узнал впоследствии, он был весь в ее власти лет до сорока пяти, когда, не
получив должного вознаграждения за какие-то военные заслуги и испытав в то
же время разочарование в нежнейшей из страстей, он бросил сразу и меч и
прекрасный пол и нашел убежище не столько в монастыре своем, сколько в себе
самом.
Грустно у меня на душе, ибо приходится добавить, что, когда я спросил о
патере Лоренцо на обратном пути через Кале, мне ответили, что он умер месяца
три тому назад и похоронен, по его желанию, не в монастыре, а на
принадлежащем монастырю маленьком кладбище, в двух лье отсюда. Мне очень
захотелось взглянуть, где его похоронили, - и вот, когда я вынул маленькую
роговую табакерку, сидя на его могиле, и сорвал в головах у него два или три
кустика крапивы, которым там было не место, это так сильно подействовало на
мои чувства, что я залился горючими слезами, - но я слаб, как женщина, и
прошу моих читателей не улыбаться, а пожалеть меня.
^TДВЕРИ САРАЯ^U
^TКАЛЕ^U
Все это время я ни на секунду не выпускал руки моей дамы; я держал ее
так долго, что было бы неприлично выпустить ее, не прижав сперва к губам.
Когда я это сделал, кровь и оживление, сбежавшие с ее лица, потоком хлынули
к нему снова.
Случилось, что в эту критическую минуту проходили мимо два
путешественника, заговорившие со мной в каретном дворе; увидев наше
обращение друг с другом, они, естественно, забрали себе в голову, что мы, -
по крайней мере, _муж и жена_; вот почему, когда они остановились, подойдя к
дверям сарая, один из них, а именно пытливый путешественник, спросил нас, не
отправляемся ли мы завтра утром в Париж. - Я сказал, что могу ответить
утвердительно только за себя, а дама прибавила, что она едет в Амьен. - Мы
вчера там обедали, - сказал простодушный путешественник. - Ваша дорога в
Париж проходит прямо через этот город, - прибавил его спутник. Я собирался
было рассыпаться в благодарностях за сообщение, что _Амьен лежит на дороге в
Париж_, но, вытащив роговую табакерку бедного монаха с целью взять из нее
щепотку табаку, - я спокойно поклонился им и пожелал благополучно доехать до
Дувра. - и они нас покинули.
- А что будет плохого, - сказал я себе, - если я попрошу эту удрученную
горем даму занять половину моей кареты? - Какие великие беды могут от этого
произойти?
Все грязные страсти и гадкие наклонности естества моего всполошились,
когда я высказал это предположение. |