– Ну чего ты от меня хочешь? – с тоской вопросил Тим.– Злыдень!

– Я? – удивился Вадим, вынимая из компа дискетку.– Абсолютно ничего. При условии, что и ты ничего от меня не ждешь.

Он спрятал дискетку в ящик, насмешливо наблюдая за напряженным лицом приятеля. Поинтересовался:

– Думаешь, здесь и оставлю? Ага, разбежался!.. Я ж насквозь тебя вижу, забыл?

Насвистывая, Вадим достал из ящика, будто из ларца с сюрпризами, давешний предплечный брус, снятый с убитого Шершня, и принялся сосредоточенно его разбирать, время от времени поглядывая на Тима.

– Чего это? – воспылал тот, падкий на подобные штуковины, как и любой нормальный мужик.

– Оружие,– ответил Вадим.– Я назвал его иглометом. Пуляет вот этими спицами, по отдельности либо пачками, почти бесшумно. Убойная сила чудовищная: доспехи прошивает, точно картон.

– Дальность?

– Для города – вполне.

– И откуда?

– От верблюда,– отрезал Вадим,– двугорбого. Так и выложу тебе все!.. Честный обмен, забыл?

– Значитца, так,– решившись, сказал Тим.– Сейчас я дискеточку приберу, да? А завтра, ближе к вечеру, сведу тебя кое с кем. Идет?

– А не врешь?

– Слово!

В самом деле, Вадим ощутил его искренность. Беда в том, что завтра Тим с той же убежденностью сможет пообещать прямо противоположное. Отличная штука – искренность… если уметь ею пользоваться.

Вадим снова достал дискетку, задумчиво повертел.

– Да на,– он бросил дискетку Тиму,– подавись!

– “Вот теперь тебя люблю я”,– бодро сказал тот.– А чего станешь делать дальше? Я ж вижу: ты нацелился на что‑то!..

Оказывается, за тридцать лет знакомства и он наловчился проницать Вадима.

– Во‑первых, пора перестать уповать на забугорного барина,– заговорил Вадим.– На фиг мы сдались ему, сам подумай? Во‑вторых, главные события здесь происходят ночами,– значит, придется менять режим, благо и так почти не сплю. В‑третьих, надо разобраться наконец с мясорубками, пока они не захлестнули город.

– Кажись, ты на что‑то намекаешь?

– На то, что их становится многовато для одиночек, даже для целой банды маньяков. Но вытворяют это именно люди, хотя и странные. Загородное зверье тут ни при чем: оно б не оставляло трупов – только кровь да немного костей, самых неудобоваримых. А если убийства массовые, значит, убийц много и с каждой неделей становится больше, словно распространяется эпидемия. Вспомни Варфоломеевскую ночь, когда весь город будто сошел с ума, превратившись в маньяка!.. Правда, в Париже это случилось сразу, зато и прошло быстро, а наша крыша съезжает помалу – но, видимо, напрочь. Каждый начинает искать жертву по силам, упражняясь пока на девицах да на таких вот бедолагах,– Вадим подергал задремавшего Жофрея за свисающий хвост.– А что будет, когда шакалы станут сбиваться в стаи? Впрочем, вряд ли им это позволят,– спохватился он.– У них другое предназначение: стадное,– кого‑то ведь надо доить? А в сторожа определят нынешних волков.

– Крутарей, что ли?

– Может, их,– согласился Вадим.– А может, они сами накопят силенок и подомнут управителей. К твоему сведению, эти ребята прекрасно знают, чего хотят, и умеют своего добиваться – в отличие от спецов. Только сперва они разберутся между собой – а похоже, у наших крутарей слишком много гонора и азарта, чтобы договориться мирно. В Чикаго бы это еще прошло, но не у нас.

– Все‑таки с чего ты начнешь? – спросил Тим.