Конечно, Вадиму было приятно видеть ее, всегда цветущую и ухоженную,– но не слишком ли она зачастила сюда? Проводить каждую ночь с ведущей дикторшей Студии, наверное, лестно, однако хлопотно. К тому ж Алиса не из тех, кто согласится делить Вадима с кем‑то или чем‑то,– рано или поздно потребует его целиком. А что он сможет дать?

Однако сейчас за ее избыточной живостью Вадим ощутил неладное и отправился ставить чайник, по мере сил разыгрывая из себя радушного хозяина. Потискав котейку, тоже на диво безропотного, Алиса водрузила на столик сумку и принялась раскладывать по тарелкам отборные продукты, будто явилась спасать их от голодной смерти,– при этом не забывая потчевать заинтригованного Жофрея лакомыми кусочками. Кажется, он наконец дождался кошачьего рая – за столько месяцев страданий!

– “Я к вам пришел навеки поселиться”? – не удержался Вадим, наблюдая за ней с растущим беспокойством.– Или, по‑твоему, я выгляжу настолько изможденным? Мать, остановись!.. Я же только из‑за стола. И котейку пожалей – куда ему столько?

– Было б о чем горевать,– пожала плечами Алиса, убирая опустошенную сумку на пол, а сама с ногами забираясь на диван.– У нас этого добра!..

– Ну да, “что тут пить”? – качая головой, подтвердил Вадим.– То‑то мне приходится так воевать за твои бока.

– Вот и восполнишь калории,– сказала она равнодушно.– А нет, так выбрось.

– “Пропадай моя телега!” – возгласил Вадим.– Ладно, подружка, чего стряслось?

– Марк меня избил,– ответила Алиса тем же спокойным голосом.– Впервые за все время. Причем, обрати внимание, не тронул ни лица, ни груди – помнил, мерзавец, где служебный инвентарь, все рассчитал. А как обзывался, ты б слышал! – Чуть помолчав, она добавила: – Знаешь, теперь я его боюсь.

Вадиму сделалось настолько мерзко, будто он провалился в сортирную яму. Бог мой, с тоскливым недоумением подумал он, ну что за дерьмо – вонючее, первостатейнейшее!.. Зачем же они сами в него лезут? Нравится ходить извоженными с головы до пят?

– И что? – спросил он.– Ты‑то чего собираешься делать?

– Что я могу? – безнадежно сказала Алиса.– Ни квартиры, ни пайка приличного. Я ж только диктор, а за популярность нам не приплачивают. Придется терпеть.

– Может, поговорить с ним? – предложил Вадим, с отвращением представляя, как станет метелить Марка по сытым скулам, срывая с них кожу, кроша зубы.– Вдруг подействует?

– И думать не смей,– испугалась Алиса.– За ним теперь столько стоит: вся Крепость! Он же “золототысячник”, забыл? Только хуже будет – обоим. Тебя прищучат, а на мне Марк потом отыграется.

– Дерьмо! – выругался Вадим, жалея, что не хватает решимости на большее.– И все они там. “Золототысячники”, мать их!.. Ладно, ты прихватила свои мази? Давай подлечу.

Выпростав женщину из халата, Вадим разложил ее на диване и стал прощупывать синяки, чувствуя, как с пальцев стекает целительное тепло, расплываясь по нежной плоти, растворяя болезненные уплотнения. При серьезных ранениях это вряд ли бы помогло, но для мелочевки хватало.

– Помнишь, каким он был после Отделения, когда все пошло наперекос? – бормотала Алиса примятыми губами.– В подушку рыдал, у каждого прощение вымаливал, в окно бросался. Еле оттащили тогда – окровавленного, скулящего. (“Весь израненный, он жалобно стонал”,– пробормотал Вадим.