|
Но у него бывают и хорошие, и плохие минуты. Мегрэ, словно у себя дома, задернул шторы, оставив небольшую щель, через которую по временам обозревал двор. - Нужно много терпения... - У вас-то его хватает! - Вот, например, сейчас я попал в очень щекотливое положение. Вы ведь знаете, я офицер. А всякому ясно, армии не должны касаться известные дела, ну, что ли, драмы, которые... - Драмы, которые что?.. - безжалостно повторил Мегрэ. - Ну, не знаю. Я просто прошу у вас совета. Вы занимаете официальное положение. И ваше присутствие здесь, и все эти слухи... - Какие слухи? - Не знаю. Ну, допустим... Нет, даже язык не поворачивается. Но ведь это всего лишь предположение?.. Допустим, какой-то человек, определенного уровня, поставил себя в положение... в положение, когда... - Рюмочку коньяку? - Нет, благодарю. Спиртного ни капли. Несмотря ни на что, Дешарм гнул свое. Он решился высказать все и не импровизировал. Речь его от начала До конца была подготовлена заранее. - Когда офицер совершает... ошибку, принято - это старая традиция, - чтобы однополчане сами указывали ему, что он должен сделать, давали в руки револьвер и оставляли одного. Словом, никакой огласки, неизбежной при публичном разбирательстве и... - О ком вы, собственно, говорите? - Ни о ком. Но я не могу не беспокоиться. И намерен просить вас либо развеять мои подозрения, либо сказать, к чему мы должны быть готовы. Дальше углубляться Дешарм не решился. Он с облегчением встал и улыбнулся в ожидании ответа. - Итак, вас интересует, не убийца ли ваш тесть и не собираюсь ли я его арестовать? Пока Дюкро не было, тревоги Дешарма, казалось, совсем было улеглись. Но тут тесть снова появился в дверях. Лицо его посвежело, волосы на висках были влажные, словно он только что умылся. - Вот он сам. Его и спросим. Мегрэ с рюмкой в руке курил, делая глубокие затяжки, и старался не смотреть на Дешарма; а тот побледнел и уже не осмеливался открыть рот. - Послушайте, Дюкро, ваш зять спрашивает, не считаю ли я, что вы убийца, и не намерен ли вас арестовать. Похоже, его слова услышали наверху: шаги над гостиной стихли. У Дюкро, несмотря на все его хладнокровие, перехватило дыхание. - Значит, он интересуется, не я ли... - Не забывайте: он - офицер. Он мне сейчас рассказывал, как это у них бывает в подобных случаях. Понимаете, если офицер совершает, как он изящно выразился, "ошибку", то лучшие друзья вручают ему револьвер и оставляют одного. Взгляд Дюкро не отрывался от зятя, который, словно невзначай, отошел в глубь комнаты. - Ага! Значит, он сказал... Несколько секунд казалось, что дело принимает скверный оборот. Однако понемногу лицо Дюкро смягчилось - вероятно, ценой поистине героических усилий, - и губы растянулись в улыбке. Потом улыбка стала шире, и раздался смех. Дюкро смеялся, прямо заходился смехом и хлопал себя по ляжкам, не в силах остановиться. - Подохнуть можно! - выкрикнул он наконец, утирая выступившие слезы. - Бедненький Дешарм! Какой прелестный мальчик! Однако же, дети мои, пора садиться за стол. Офицеры, которые, если один из них совершил ошибку... Чертов Дешарм! И после этого жрать за одним столом!. |
