Изменить размер шрифта - +
Потом засмеялся. Ему пришлось сесть. - Тьфу ты, до чего глупо!..
     И верно, до чего глупо ощущать, что и у такого человека, как ты, могут подкашиваться ноги. Правда, Мегрэ, облокотившемуся на камин рядом с Дешармом, тоже пришлось подождать, пока перестанет противно кружиться голова.

Глава 11

     Шелест дождя за распахнутым окном вызывал в памяти образ садовника, безмятежно поливающего свои посадки, и каждый порыв ветра приносил в столовую дыхание влажной плодородной земли.
     Стороннего наблюдателя, каким был бригадир Люкас, эта сцена в рамке окна - неподвижные фигуры, залитые ярким светом, - могла довести до умопомешательства - настолько она казалась безжизненной, всего лишь картиной художника.
     Первым пришел в себя Дюкро; он расправил плечи и вздохнул:
     - Вот так-то, ребятки.
     Это были ничего не значащие слова, но все же разрядка. Оцепенение прошло. Дюкро шевельнулся и с удивлением огляделся, как человек, неожиданно увидевший совсем не то, чего ожидал.
     Однако на самом деле в столовой ничто не изменилось. Все по-прежнему неподвижно сидели на своих местах. Было так тихо, что шаги Дюкро, направившегося к двери, прямо-таки оглушили всех.
     - Эта дуреха Мели ушла... - буркнул он, возвратясь. И повернулся к жене:
     - Жанна, тебе придется пойти сварить кофе.
     Г-жа Дюкро вышла. Кухня, видимо, находилась совсем близко: не успела за хозяйкой захлопнуться дверь, как послышался скрип кофейной мельницы. Берта встала и принялась убирать со стола.
     - Вот так-то! - повторил Дюкро, обращаясь прежде всего к Мегрэ.
     Взгляд, которым он при этом окинул комнату, придал его словам вполне определенный смысл: "Спектакль окончен. Мы снова в семейном кругу. На кухне варится кофе, позвякивает посуда".
     Он был совсем опустошен, размяк и хотел пить.
     Словно человек, не знающий, чем бы ему заняться, он подошел к камину, взял динамитный патрон, положенный туда Мегрэ, повертел в руках и, увидев на нем клеймо, повернулся к Гассену:
     - Из моих? С Вентейльского карьера?
     Старик кивнул. Дюкро, задумчиво глядя на патрон, пояснил:
     - Мы всегда держим их на баржах. А помнишь, как мы подрывали такие в рыбных местах?
     Потом он положил патрон обратно. Ему не хотелось ни садиться, ни оставаться на ногах. Вероятно, он с удовольствием бы поговорил, только не знал, о чем.
     - Понимаешь, Гассен? - вздохнул он, наконец останавливаясь в метре от старика.
     Тот вперился в него маленькими потухшими глазами.
     - Нет, ты, конечно, ничего не понимаешь! Ну, да не важно. Посмотри-ка лучше на них!
     Дюкро кивнул на жену и дочь, которые, как черные муравьи, суетились у стола. Дверь оставалась открытой, из кухни доносилось шипение газовой горелки. И хотя дом был большой, даже излишне большой, казалось, семья перекроила его по своей скупой мерке.
     - Так было всегда! Я целые годы изо всех сил тянул их за руки. Потом, чтобы прочистить мозги, шел в контору и орал на придурков. Потом... Спасибо. Без сахара.
     Первый раз за все время он не нагрубил дочери, и она удивленно воззрилась на него. Веки у нее набрякли, на щеках выступили красные пятна.
     - Хороша, ничего не скажешь! Знаешь, Гассен, все женщины иногда бывают такими. Ей-богу! Ну, успокойся. Мы в семейном кругу. Я тебя люблю.
Быстрый переход