А
Сиддхартха на это;
-- Шестьдесят лет прожил он на свете, а Нирваны не достиг. Он проживет
и семьдесят, и восемьдесят. И мы с тобой проживем столько же, будем
подвигаться, будем поститься и размышлять, а Нирваны все-таки не
достигнем,-- ни он, ни мы. О Говинда, сдается мне, из всех саман,
существующих в мире, быть может, ни один не достигнет Нирваны. Мы тешим себя
надеждами, мы приобретаем знания и умения, которыми сами себя дурачим. Но
того, что одно только и является существенным,-- настоящего пути мы не
находим.
-- Не говори таких страшных слов, о Сиддхартха!--сказал Говинда.--
Возможно ли, чтобы среди стольких ученых мужей, среди брахманов и стольких
ищущих и подвигающихся святых мужей ни один не нашел настоящего пути?
Сиддхартха же голосом, в котором звучало столько же печали, сколько
насмешки -- тихим, немного печальным, немного насмешливым голосом, ответил:
-- Скоро, о Говинда, друг твой оставит стезю саман, по которой так
долго шел вместе с тобой, Я томлюсь жаждой, о Говинда, а на этом долгом
пути, пройденном вместе с саманами, я ни капли не утолил этой жажды. Все
время я жаждал познания, все время меня осаждали вопросы. Год за годом
расспрашивал я брахманов, вопрошал священные Веды, обращался к благочестивым
саманам -- год за годом... Быть может, о Говинда, было столько же умно и
целесообразно и обращаться с такими вопросами к птице-носорогу или к
шимпанзе. Сколько времени я потратил и все еще трачу на учение, а пришел
лишь к тому выводу, что ничему нельзя научиться. Мне кажется, на самом деле
нет ничего такого, что мы называем "учением": есть только, о друг мой,
знание, и оно везде, оно -- Атман, оно во мне и в тебе, и в каждом существе.
И у меня является мысль, что этому знанию ничто так не враждебно, как
желание знать, как учение...
Но тут Говинда остановился среди дороги, воздел руки к небу и
проговорил:
-- Не пугай, о Сиддхартха, своего друга такими речами! Воистину, твои
слова пробуждают тревогу в моем сердце. Подумай только: к чему же тогда все
благочестивые молитвы, к чему высокопочтенное сословие брахманов, что толку
в святости саманой, если, как ты говоришь, ничему нельзя научиться? Что же,
Сиддхартха, станется со всем, что на земле почитается священным, ценным,
достойным уважения?
И Говинда тихо, про себя, проговорил стих из Упанишад:
Кто мыслями, с чистой душой, погрузится в Атмана,
Словами не выразить сердца его блаженство.
Сиддхартха же молчал. Он обдумывал слова, сказанные ему Говиндой, и
старался продумать их до конца,
-- Да,-- размышлял он, стоя с опушенной головой,-- что же в таком
случае остается от всего, что кажется нам священным? Что вообще остается?
Что сохраняет свое значение?
И он покачал головой. |