Изменить размер шрифта - +
Ты со временем станешь святым, о Сиддхартха!
     Но Сиддхартха заметил на это:
     -- Я смотрю  на дело иначе, друг мой. Всему, чему  я  доныне научился у
саман, я мог  бы  научиться скорее и  более простым путем. В любой  харчевне
квартала, населенного  публичными женщинами,  среди  извозчиков  и игроков в
кости, я мог бы, о друг мой Говинда, научиться тому же.
     И сказал Говинда:
     --  Ты шутишь, Сиддхартха!  Каким  образом  ты  мог  бы у таких  жалких
созданий научиться самопогружению, задерживанию дыхания,  нечувствительности
к голоду и боли?
     И Сиддхартха тихо, словно говоря с самим собой, ответил:
     Что  есть погружение? Что  означает оставление своего тела? Какой смысл
имеет пост или задерживание дыхания? Все это -- бегство от "Я", все это лишь
кратковременное убегание от мук своего бытия, кратковременное самоусыпление,
дабы не  чувствовать страдания и  бессмысленности жизни.  Но то же временное
освобождение, ту же кратковременную бесчувственность погонщик волов  находит
на  постоялом  дворе,  когда   выпьет  несколько  чашек  рисового  вина  или
перебродившего  кокосового молока. Тогда он  перестает чувствовать  свое  Я,
перестает  чувствовать  страдание  жизни;  на  короткое  время  ему  удается
одурманить себя. В своей чаше с  рисовым вином, над которой  он задремал, он
находит  то  же  самое,  что  находят  Сиддхартха  и  Говинда,  когда  путей
продолжительных упражнений выходят из своей телесной  оболочки и пребывают в
Не-Я. Вот как обстоит дело, о Говинда! И сказал Говинда:
     -- Ты говоришь так, друг, хотя и ты знаешь, что  Сиддхартха не погонщик
волов, а самана не  пьяница. Правда тому, кто пьет, удается одурманить себя,
он находит временное освобождение и покой, но ведь его самообман проходит, и
он убеждается,  что все осталось по-старому;  он не стал мудрее, не приобрел
познаний, не поднялся на высшую ступень.
     Но Сиддхартха заметил на это с улыбкой:
     --  Не знаю, я никогда  не  напивался,  но что я  , Сиддхартха, в своих
упражнениях и самопогружениях нахожу лишь временное усыпление и так же далек
еще от мудрости, от искупления, как ребенок в чреве матери, это-то я знаю, о
Говинда, это-то я хорошо знаю...
     И в другой  раз, когда оба они вышли из лесу, чтоб  попросить в деревне
для своих братьев и учителей  немного пищи, Сиддхартха снова заговорил о том
же;
     -- Ну, что же, Говинда, как по-твоему -- мы на верном пути? Ближе ли мы
стали к познанию и искуплению? Не вертимся ли мы, в сущности, в круге -- мы,
рассчитывавшие вырваться из круговорота?
     И ответил Говинда:
     -- Многое мы узнали, Сиддхартха, и многое еще остается нам узнать. Нет,
мы  не  вертимся в круге,  мы поднимаемся вверх. Наш круг -- это спираль, на
несколько ступеней мы уже поднялись выше.
     И сказал Сиддхартха: -- Сколько по-твоему лет старейшему самане, нашему
до стопочтенному учителю? Ответил Говинда:
     -- Лет шестьдесят, верно, будет ему. А
     Сиддхартха на это;
     -- Шестьдесят лет прожил он на  свете, а Нирваны не достиг.
Быстрый переход