Однажды, когда оба юноши пробыли уже около трех лет у саман, разделяя с
ними их подвижническую жизнь, до них какими-то путями дошла не то подлинная
весть, не то слух, Моява: будто явился некто, прозванный Гаутамой,
Возвышенным. Буддой, и будто этот некто преодолел в себе страдания мира и
остановил колесо возрождений. Окруженный учениками, он странствует по земле,
возвещая свое учение -- нищий, не имеющий ни дома, ни жены, в желтой одеянии
аскета, но с ясным челом, блаженный. И брахманы и князья склоняются пред ним
и становятся его учениками.
Эта молва, этот слух, эта сказка то и дело возникали вновь, звучали то
здесь, то там. В городах об этом говорили брахманы, в лесу саманы. Снова и
снова имя Гаутамы-Будды доходило до юношей, поминаемое то добром, то злом,
сопровождаемое то славословиями, то хулой.
Подобно тому, как в стране, опустошаемой чумой, когда возникает слух,
что там-то и там-то находится человек, мудрец ученый, который одним только
словом или дуновением уст своих в состоянии излечить всякого заболевшего
чумой -- слух этот быстро разносится повсюду, все говорят о нем: одни с
верой, другие с сомнением, третьи тотчас же пускаются в путь, чтобы
разыскать этого мудреца, этого спасителя,-- так точно пронеслась по стране
эта благоуханная молва о Гаутаме-Будде, мудреце из рода Шакья. Этот Будда,
по словам верующих, обладал высшим знанием, он сохранил память о своих
прежних существованиях, он достиг Нирваны и никогда больше не должен будет
вернуться в круговорот, никогда не погрузится вновь в мутный поток
перевоплощений. Много чудного и невероятного рассказывалось о нем -- будто
он творит чудеса, будто он поборол дьявола и беседует с богами. Враги же и
неверующие говорили, что этот Гаутама-тщеславный совратитель, что он
проводит свои дни в излишествах, презирает жертвоприношения, что он не
обладает никакой ученостью, не признает подвижничества и истязания плоти.
Дивно звучала молва о Будде, какими-то чарами веяло от рассказов о нем.
Ведь мир в самом деле страдал недугом. Тя желым бременем была жизнь, а тут,
в этой молве, словно забил целебный родник, зазвучала благая весть, полная
утешений и высоких обетовании. Везде, куда только проникал слух о Будде, во
всех странах Индии юноши приходили в возбуждение, сердца их наполнялись
томлением и надеждой, В городах и селах сыновья брахманов радушно принимали
всякого странника и пришельца, если он приносил какую-нибудь весть о нем, о
Возвышенном, о Шакьямуни.
И к саманам в лесу, к Сиддхартхе и Говинде, проникла эта весть,--
проникала медленно, по капле, но каждая капля была чревата надеждой, каждая
капля была чревата сомнением. Между собой оба друга мало говорили об этом,
так как старейший из саман относился неприязненно к этой молве. Он слышал,
что этот якобы Будда раньше был аскетом и жил в лесу, но потом вернулся к
мирской жизни и наслаждениям, и это внушило ему дурное мнение о Гаутаме.
-- О Сиддхартха,-- сказал однажды Говинда своему другу,-- я сегодня был
в деревне, и один брахман предложил мне войти к нему в дои. |