|
В эту минуту она выглядела совсем молодой. Поражала ее необыкновенно тонкая талия. Они вошли в комнату, обтянутую бледно-голубым шелком, по которому были разбросаны золотые цветы. С комода смотрел бюст Жана де Ла Моннери, на сей раз из белого гипса и без царапины на носу. Кресла были обиты шелком такого же рисунка, как и стены, свет струился из двух небольших алебастровых ламп. - Жан говорил, что обстановка здесь располагает к работе, - журчал голос госпожи Этерлен. - Нередко после обеда он отодвигал щеточки и флаконы на моем туалетном столике, присаживался и писал. Она кружила по комнате, поглаживая то спинку кресла, то полированную поверхность стола, то позолоченную птицу на камине. Приблизившись к кровати, она застыла возле нее. - До самого конца он был чудесным любовником, - произнесла она без тени стыда. - Это тоже одно из счастливых свойств гения. Симон смущенно перевел взгляд на гипсовое изваяние. - Да, - промолвила госпожа Этерлен, - он любил, чтобы в комнате, где он жил, стоял его бюст. Невольно Симон представил себе эту женщину в постели и рядом с ней знаменитого старца, предающегося любви перед собственным изображением. А позавчера он видел этого старца мертвым... Он вздрогнул и направился к двери. - И вот теперь, - продолжала госпожа Этерлен, спускаясь по лестнице и останавливаясь на одной из ступенек, - я всего лишилась. Никто больше не придет навестить меня. Мне остается лишь одно: жить воспоминаниями и ради воспоминаний. На мою долю выпало восемь лет счастья. Это так много!.. А теперь все кончилось. Отныне я замкнусь в четырех стенах и стану вести жизнь пожилой женщины. Как вы думаете, сколько мне лет? Смущение Симона возрастало. Он подумал: "Да лет пятьдесят пять, не меньше". Опасаясь, что в его словах слишком явственно прозвучит желание польстить, он все же решил сбросить лет десять. - Право, не знаю, - пробормотал он, - сорок пять - сорок шесть... - Вы великодушнее других. Обычно мне дают пятьдесят. А на самом деле мне сорок три. По-видимому, госпожа Этерлен не рассердилась, она проводила гостя до самой прихожей и протянула ему для поцелуя руку с бледно-розовыми ноготками; Симон не привык целовать руку дамам и очень неловко справился с делом, подтянув ее кисть к губам, вместо того чтобы почтительно склониться к ней. Впервые за все время их разговора на устах госпожи Этерлен появилась легкая улыбка. - Вы совсем такой, каким вас описывал Жан, - сказала она, - чувствительный, тонкий... Между тем, находясь в ее доме, Симон произнес всего несколько фраз, причем под конец допустил огромную бестактность. - Людей, с которыми можно так вот запросто беседовать, не часто встретишь, - добавила она, машинально перебирая пестрые стеклянные палочки в высокой вазе. - Так мы разговаривали с Жаном... Навестите меня, когда вам захочется. |
