Под
рисунком Форена Симон прочел заголовок: "Рассказ о последних минутах". Он
заглянул в конец полосы, и сердце его наполнилось бурной радостью: под
статьей была его подпись, она была напечатана жирным шрифтом, в три раза
более крупным, нежели шрифт самой статьи.
В редакции изменили название, вот и все. Он стоял как вкопанный у края
тротуара на улице Суфло, мимо него спешили женщины, неся сумки с
провизией, проходили студенты с портфелями, а он не двигался с, места,
пока не прочел свою статью от первой строчки до последней. Теперь, когда
статья была напечатана с разбивкой на абзацы, с набранными курсивом
цитатами, она показалась ему куда лучше, чем прошлой ночью.
Содержательная, хорошо продуманная статья. Право, к ней нельзя прибавить
ни единого слова.
"А все-таки это странная манера - менять заголовок без ведома автора, -
подумал он. - Правда, для широкой публики так, пожалуй, понятнее".
В нескольких шагах от себя он заметил невысокого старичка с козлиной
бородкой, должно быть, отставного чиновника, который тоже остановился и,
держа в руках "Эко дю матен", читал его статью. Симону захотелось кинуться
к нему и закричать: "Это я Симон Лашом!" Затем он подумал: "Каким он меня
представляет? Верно, считает преуспевающим журналистом вроде..."
Он нарочно прошел мимо маленького чиновника, чуть не задев локтем
своего первого читателя.
Когда ученики четвертого класса, построенные в коридоре лицея Людовика
Великого, увидели подходившего Симона Лашома, они принялись подталкивать
друг друга локтями и шушукаться:
- Взгляни-ка на него! Что это с ним стряслось?
И действительно, Симон, медленно приближавшийся в сопровождении
господина Мартена, преподавателя истории и географии, выступал в необычном
наряде - черном, очень узком пальто и новом огромном котелке. Ему было
явно не по себе оттого, что ученики таращили на него глаза, поэтому он
держался необыкновенно чопорно и вопреки своей привычке старался не качать
головой.
Раздался звонок, ученики вошли в класс. Симон повесил на вешалку пальто
и великолепный котелок и собрал домашние работы. Мальчики раскрыли
тетради, но перед тем, как продиктовать тему нового сочинения, Лашом
сказал:
- Вы, без сомнения, уже прочитали в газетах, которые получают ваши
родители, о смерти Жана де Ла Моннери.
Он остановился, словно ожидая, что кто-нибудь крикнет: "Ну конечно,
сударь. Мы даже видели вашу статью". На сей раз он бы не сделал замечаний
ученику, если бы тот перебил его таким возгласом. Но все молчали.
- Похороны состоятся сегодня, - продолжал Лашом. - Я должен на них
присутствовать. Так что в десять часов вы будете свободны.
В классе поднялся радостный гул. Симон постучал ногтем по кафедре.
- Жан де Ла Моннери, - снова заговорил он, - останется в истории
французской литературы как один из величайших писателей нашего времени,
быть может самый великий. |