Изменить размер шрифта - +
Священные
тексты, казавшиеся ему прежде  пустыми  и  унылыми,  раскрылись
перед  ним  во  всей  своей  волшебной  красе;  в  них обрел он
глубочайшее утешение, и в  диспутах  и  упражнениях  разума  он
покорял  отныне вершину за вершиной. Но ключ к последней тайне,
к величайшей  загадке  бытия,  он  отыскать  не  сумел,  и  это
омрачало его жизнь.
    И  решил  царь  подвергнуть плоть свою суровому испытанию.
Запершись в самых дальних и сокровенных покоях своих, он провел
сорок дней и сорок ночей без пищи, и ложем для его  обнаженного
тела  служил  холодный каменный пол. Истаявшая плоть его дышала
чистотой, узкое лицо озарено было внутренним светом, и никто из
брахманов не выдерживал  его  лучезарного  взгляда.  И  вот  по
прошествии  сорока  дней он пригласил всех брахманов в храм для
упражнения разума в разрешении  трудных  вопросов,  а  почетной
наградой  мудрейшим и красноречивейшим из них должны были стать
белые коровы в золотом налобном убранстве.
    Священники  и  мудрецы  пришли,  расселись  по  местам,  и
началась  битва мыслей и речей. Они приводили, звено за звеном,
всю цепь доказательств полного  согласия  мира  чувственного  и
мира  духовного,  оттачивали умы в толковании священных гимнов,
говорили  о  Брахме  и  об  Атмане2.  Они  сравнивали  сторукое
Прасущество  с  ветром, с огнем, с водой, с растворенной в воде
солью, с союзом мужчины и женщины. Они выдумывали  сравнения  и
образы для Брахмы, создающего богов могущественнее самого себя,
и   проводили   различие  между  Брахмой  творящим  и  Брахмой,
заключающим в себя сотворенное; они пытались сравнивать  его  с
самими собой; они блистали красноречием в диспуте о том, старше
ли  Атман  своего имени, равно ли имя его сущности и не есть ли
оно всего лишь его творение.
    Царь вновь и вновь возглашал о новом состязании, испытывал
мудрецов все новыми вопросами. Но чем усерднее были брахманы  и
чем  больше  речей  звучало  под  сводами  храма,  тем  сильнее
чувствовал царь свое одиночество, тем сиротливее становилось  у
него на душе. И чем больше вопрошал он и внимал ответным речам,
кивая  головой  в  знак  согласия, и одаривал достойнейших, тем
нестерпимее жгла его сердце  тоска  по  истине.  Ибо  ответы  и
рассуждения  брахманов,  как он убедился, лишь вертелись вокруг
истины, не касаясь ее, и никому из присутствующих  в  храме  не
удавалось проникнуть за последнюю черту. И, перемежая вопросы с
похвалами   и   наградами,   он  сам  себе  казался  мальчиком,
увлеченным игрой с другими детьми, славной  игрой,  на  которую
зрелые мужи взирают с улыбкой.
    И  вот  посреди шумного собрания брахманов царь все больше
погружался в себя,  затворив  врата  своих  чувств  и  направив
пылающую  волю свою на истину, о которой ему ведомо было, что к
ней причастно все  обладающее  сущностью,  что  она  сокрыта  в
каждом,  а  значит,  и  в нем самом. И так как внутренне он был
чист -- он, исторгнувший из себя за сорок дней  и  сорок  ночей
все  шлаки души и тела, -- то вскоре в нем самом забрезжил свет
и родилось чувство насыщения, и  чем  глубже  он  погружался  в
себя,  тем ярче разгорался этот свет перед внутренним оком его,
подобно тому, как человеку, идущему по темной пещере к  выходу,
все   ярче,   с   каждым   шагом  все  пленительнее  сияет  луч
приближающейся свободы.
Быстрый переход