И вот однажды вечером, во время праздника фонарей4,
случилось так, что Хань Фук одиноко бродил на другом берегу
реки. Прислонившись к дереву, что росло над самой водой, он
увидел в зеркале реки великое множество трепещущих, плывущих
куда-то огней, он увидел мужчин и женщин и молодых девушек,
звонко приветствующих друг друга и похожих в своих нарядных
одеждах на прекрасные цветы; он услышал невнятное бормотание
залитой светом реки, услышал пение, жужжание цитры и сладкие
звуки флейты, и над всем этим, словно купол храма, высилась
бледная ночь. И сердце юноши замерло, когда он, по воле своей
прихоти уподобившись одинокому зрителю, увидел всю эту красоту.
Но как ни сильно было его желание отправиться к людям и
разделить с ними веселье и насладиться праздником в кругу
друзей, рядом с невестой, -- еще сильнее, еще неудержимее
захотелось ему окинуть все это пытливым оком наблюдателя,
вобрать в себя, ничего не упустив, и отразить в стихах,
исполненных совершенства, синеву ночи и пляску огней на воде,
людское веселье и тоску молчаливого зрителя под сенью растущего
на берегу дерева. Он почувствовал, что никакие праздники,
никакое веселье на этой земле никогда до конца не избавят его
сердце от тоски и печали, что даже в кипящем водовороте жизни
он так и останется чужаком, одиноким зрителем; он почувствовал,
что лишь душа его, одна среди множества других, устроена так,
что он обречен испытывать радость при виде земной красоты и
глотать одновременно горечь чужбины. И от этого ему стало
необычайно грустно, он задумался о своей судьбе, и мысли его
вскоре достигли своей цели: он понял, что истинное счастье и
полное удовлетворение станут доступны ему лишь тогда, когда он
сумеет отразить мир в своих стихах с таким невиданным
мастерством, что в этих отражениях он обретет мир иной --
просветленный и неподвластный времени.
Не успел Хань Фук опомниться и понять, происходит ли это
во сне или наяву, как слуха его коснулся слабый шорох, и в тот
же миг рядом с ним оказался незнакомый мужчина, почтенный
старец в фиолетовом одеянии. Он выпрямился и почтил его
приветствием так, как подобает приветствовать вельмож и
старцев. Незнакомец же улыбнулся и произнес несколько стихов, в
которых было все, о чем только что думал и что испытывал юноша,
и стихи эти -- сложенные по правилам великих мастеров -- были
так прекрасны, так совершенны, что юноша от изумления едва не
лишился рассудка.
-- Кто ты, незнакомец, читающий в моей душе, словно в
книге, и слагающий стихи, прекраснее которых мне не доводилось
слышать ни у одного из моих учителей? -- воскликнул он и
склонился в низком поклоне.
Незнакомец вновь улыбнулся улыбкой Совершенных и молвил в
ответ:
-- Если ты желаешь стать поэтом, приходи ко мне. |