Изменить размер шрифта - +

    После  долгих  скитаний  он  достиг истоков большой реки и
вскоре увидел одинокую бамбуковую хижину, и  перед  хижиной  на
соломенной циновке сидел тот самый старик, что повстречался ему
у  дерева  на  речном  берегу. Он сидел и играл на лютне, и при
виде гостя, с  благоговейным  трепетом  приблизившегося  к  его
жилищу,   он   не  прервал  своего  занятия,  не  поднялся  ему
навстречу, а лишь улыбнулся вместо приветствия,  и  пальцы  его
еще  проворнее,  еще  нежнее  заскользили  по  струнам;  дивная
музыка, словно серебряное облако, заполнила  долину,  и  юноша,
изумленный  и зачарованный, стоял и слушал, позабыв обо всем на
свете, пока Мастер Божественного Слова  не  отложил  в  сторону
свою   маленькую  лютню  и  не  удалился  в  хижину.  Хань  Фук
почтительно последовал за ним и остался у него, став отныне его
слугой и учеником.
    Прошел  месяц,  и  он  научился  презирать   свои   доселе
сочиненные песни, а затем и вовсе вытеснил их из своей памяти5.
Дни  слагались  в  недели,  недели  --  в  месяцы,  и вскоре он
вытеснил из своей  памяти  и  те  песни,  которым  его  научили
учителя.  Мастер  почти  не  размыкал  уст6,  он молча учил его
искусству игры  на  лютне,  пока  не  добился  желаемого:  душа
ученика  теперь словно была соткана из музыки. Однажды Хань Фук
сложил короткую песнь, в которой  описал  полет  двух  одиноких
птиц  в осеннем небе и которой сам остался очень доволен. Он не
решился показать ее Мастеру, однако вскоре  запел  ее  вечерней
порой,  устроившись  неподалеку  от  хижины, и Мастер не мог не
слышать его пения. Он не проронил ни слова.  Он  лишь  тихонько
заиграл  на  своей  лютне,  и  в  воздухе  тотчас  же разлилась
прохлада, и сумерки, словно спохватившись, торопливо опустились
на землю, подул сильный ветер, хоть и было это в середине лета,
и по серому, словно внезапно побледневшему  небу  полетели  две
цапли,  влекомые  томительною жаждой странствий, и все это было
настолько прекрасней и совершенней того, о чем поведал в  своих
стихах  ученик,  что  тот  печально  умолк  и почувствовал себя
пустым и бесплодным. И так старик поступал с ним каждый раз, и,
когда минул год, Хань  Фук  уже  почти  в  совершенстве  владел
искусством  игры на лютне -- вершины же поэзии казались ему все
величественней и неприступней.
    Еще через год юношу охватила жгучая тоска  по  родным,  по
родине,  по  невесте,  и  он  обратился  к  Мастеру  с просьбой
отпустить его домой.
    Мастер молча кивнул головой и улыбнулся.
    -- Ты свободен, -- отвечал он ему, -- и вправе уйти  когда
пожелаешь.  Ты  можешь вернуться, а можешь навсегда забыть сюда
дорогу -- все в твоей воле.
    И юноша отправился в путь и шел,  не  останавливаясь,  без
сна  и  отдыха, до тех пор, пока однажды и рассвете не очутился
на берегу родной реки и не увидел знакомый изогнутый мостик,  а
за  ним  -- город, в котором родился и вырос.
Быстрый переход