|
.. Возле этой щели в заборе чего только не передумалось! Вспомнил, как впервые появился в России. Давно это было, когда царевич Алексей Петрович женился на принцессе Шарлотте Брауншвейг-Вольфенбюттельской, вот к этой принцессе и просился в штат Бирен... Туфли почистить, воды подать и прочее. Так выгнали ведь его: мол, не знаем таких! А потом он снова бывал в России - наездами. Это уже когда познал Анну плотски. Она его и брала в Россию... О боже, страшно вспомнить! Анна по полу ползала, ручки цесаревны целовала, рубли клянчила. А ее шпыняли, кому не лень; его же, Бирена, далее передних не пускали, вместе с лакеями обедал. Так что в Митаве даже лучше было! И вот он снова в России... На эту вот Россию смотрел Бирен через заборную щелку, и видел он там лес, а туда, в гиблые снежные сумерки, струилась накатанная санками дорога. Но.., что это? В страхе Бирен вернулся в избу: - Спрячемся.., кто-то едет! Уж не солдаты ли за нами? Лейба был куда смелее да умнее. - Зачем бояться? - сказал, посмотрев в окошко. - Опасность надо ждать от Москвы, а эти экипажи катят на Москву... Вывалился из возка, весь в мехах волчьих, Густав Левенвольде, схватил Бирена в охапку: - Здравствуй, Эрнст! Как твоя Бенигна? Ну, собирайся... - Куда? И как вы оказались здесь? - Мы едем на Москву ландратами, чтобы новая царица подтвердила лифляндские привилегии. Так было всегда: при восшествии Екатерины, при коронации Петра Второго, так будет и сейчас. Ничего опасного! Готовы пасы и на тебя... Одевайся теплее! В избу уже ввалились митавские гости: барон Оттомар и граф Крейц (потомки онемеченных славян Поморья - Померании). - Шнель, шнель! - кричали они, торопя. - Едем сразу, пока не остыли лошади... Лейба, да помоги же госпоже Бирен! Либман кинулся к сундукам, но Бирен отступил назад - почти на цыпочках, весь настороже, в готовности к прыжку, и бегству. - Я не поеду, - сказал он тихо, округлив глаза. - Как не поедешь? - обомлел Левенвольде, а Крейц добавил: - Не ты ли, дружище, любил повторять: II faut se pousser au monde? "Пора проталкивать себя в мир (франц.).". Так подтверди сейчас эту поговорку делом. - Нет, нет, нет! Бенигна, Лейба, не дайте им увезти меня! Ландраты из Митавы обступили дрожащего Бирена: - Послушай, ты, болван! Чего боишься? Мы же едем... - Вам можно - вы ландраты герцогства. А я - кто? Вас кондиции не касаются, но моя голова уже лежит на плахе... Густав Левенвольде вытянул Бирена в темные сени. - Поедешь? - спросил. - Нет, - сказал Бирен, и оплеуха сразила его наповал. - Оставь меня хоть ты, Густав! - поднялся Бирен, ожесточенный. - Не толкайте меня на верную гибель. Анна сама связана по рукам и ногам кондициями московскими... Ей не до меня! Митавские депутаты уже шагали к лошадям, скрипели экипажи, сияло солнце. Бирен нагнал их, крикнул вслед: - Я буду на Москве... Но лишь тогда, когда Анна станет самодержавной. А без этого мне никак нельзя... Но в ушах ландратов уже свистел ядреный ветер и мчали кони. Анна Иоанновна была очень рада видеть депутатов из Митавы. Теперь немецкие лица казались ей - здесь, на Москве! - особенно родными. И знала по именам лошадей конюшен барона Оттомара, и помнила клички собак из псарен графа Крейца... Но Бирена среди них не было, и Карл Густав Левенвольде намекнул исподтишка: - Да вы и сами, ваше величество, не пожелаете видеть его тут, пока самодержавная воля не стала для России жестоким законом! Всю ночь Анна мучалась, плакала. |
