|
Но это были слезы не императрицы, лишенной монаршей власти. Это были слезы самки, разлученной со своим самцом. Страшные слезы... *** Наутро она сказала себе: - Хватит! Остерман в своем письме прав... Эй, люди, зовите ко мне князя Алексея Черкасского. Пусть Черепаха тащится скорее... И князю она внушила, что Головкин, мол, уже дряхл, пора нового канцлера приискивать. А кому быть в мужах высоких? Тебе, Алексей Михайлович, более нет никого разумней. Черкасский на колени перед ней опустился, и видела теперь она с высоты роста своего откляченный в поклоне зад вельможи да жирный затылок его. Вот в этот затылок глядя, Анна Иоанновна и вбила слова - словно гвозди: - Или разумной меня не считаете, что проекты свои не мне, а в Совет тащите? Чего ждешь-то, князь? Оббеги кого надобно, собери подписей поболее, да проектец тот в мои руки вручи. Я и сама до дел государственных рвусь! Умный-то человек есть ли какой у тебя на примете? Встань... Встал князь и выложил начистоту: - Великая государыня, к моей Варваре женишок один приблудился. Из господарей молдаванских - князь Антиошка Кантемиров, вот он и есть умный, государыня! А других умников сейчас не вспомню... Жарко парило от прокаленных печей, и Анна Иоанновна с треском растворила веер: пых-пых - обмахивалась. - Что это, - призадумалась, - слава такая об Антиохе идет? Кой раз уже об этом молдаванине слышу отзывы похвальные? Князь лицом сожмурился - так, словно яблоко спек: - Кантемир, матушка, беден. Я его кормлю и пою. Мне ведь не жалко: ешь, коли уж так... Не гнать же! - Оно и ладно! - Щелкнул костяной веер. - Вели Антиоху, чтобы бодрствовал и думал... Озолочу его, так и скажи. *** Князь Черкасский позвал потом Кантемира к себе. - Перемены вижу, - сказал. - Перемены те - добрые... А тебе, миленькой, волею высочайшей ведено думать. Думай и бодрствуй! Всего двадцать два года было Кантемиру. Выступал он учтиво, с достоинством, шагом размеренным, тростью помахивая. Аббат Жюббе, человек проницательный, отписывал в Сорбонну, что Кантемир настоящий ученый человек. "Мудра башка! - хвалил его и Феофан. - Только сидит башка на крыльях бабочки. И бабочка та порхает!" Но бабочка эта опыляла немало цветов. Переносила пыльцу. Скрещивала. Антиох желал, чтобы церковь русская была под началом римским, папежским. Не отсюда ли и похвалы княжеской мудрости, что шли из дома Гваскони?.. Сегодня Кантемир посвящал сатиру Феофану Прокоповичу. А завтра, по внушению герцога де Лириа, переводил на русский язык сочинения иезуитов. И князю Антиоху везде хорошо: преклонить голову на цыганскую бороду Феофана или прильнуть щекой на бархатную грудь аббата. Ему все равно - лишь бы разговор был тонкий, философический... Князю Черкасскому он внушал, что, по его разумению, проектов вообще никаких не надобно: - Все - зло! России нужна лишь монархия, осиянная светом просвещения. Петр Великий - вот государь идеальный, чту его! Анна Иоанновна вскоре призвала поэта ко двору. - Каково мыслишь-то? - спросила его. - По воле самодержавной, воле просвещенной... Анна Иоанновна присмотрелась к субтильности поэта: - Хорошенький-то ты какой у меня, князь! Щечки-то у тебя, щечки! Ах ты, красавчик мой ненаглядный, жалую тебя в камер-юнкеры, быть тебе при особе моей повседневно... Рад ли? Василий Лукич Долгорукий первым заметил, как на придворном небосклоне взошла новая звезда. |
