|
За Левенвольде "взял шаг" барон Корф, розовощекий, духами благоухая; за Корфом пошли в церемонии прочие-разные: Менгдены, Ливены, Кейзерлинги, Фитингофы, Зальцы, Кампенгаузены и... Бисмарк (в чине генеральском). Окружили они толпой веселой громадный стол, на котором сверкала золотом, словно сервиз, огромная коллекция ваз, коробок, кувшинов и флаконов с притираниями и помадами. Анна Иоанновна присела у зеркала. Вгляделась в оспины на лице. Пухленькие амурчики, болтая ножками толстенькими, взирали на нее из-за оправы зеркальной... - Музыку! - гаркнула, и в соседних покоях заиграли. До чего же хорошо играли итальянцы... На скрипке - Пиетро Мира, на виолончели - Тантонидо, потом раздался божественный голос, будто с небес сошедший. - это запела Верокаи-Аволио, вторил ей кастрат флорентийский - Пьеро Пердиччи, сладко-пресладко... - Печки! - крикнула Анна, и внизу, под полом, вдоль потаенных дымоходов, потек горячий воздух, в который истопник Милютин бросал восточные благовония: запахло в комнатах - райски... А кастрат все пел - столь умилительно. Все о любви, все о ней, неизбежной. Начинался час вожделенный, и об этом все придворные знали, к дверям торопливо пятясь, чтобы оставить императрицу наедине с графом Биреном... Потом между ними такой разговор был. - Вот, - сказала Анна Иоанновна, - теперь, мой друг, ты понял, ради кого я вела эту войну? - Выгоды имела Вена, Дрезден и... Остерман. - Ништо! Будто сам не догадаешься, ради кого я десять тыщ христианских душенек под Гданском угробила?.. Все для тебя! Отныне, когда Август Третий мне престолом польским обязан, он поручился престол Курляндии в наши руки передать... Митава отныне вассалом Речи Посполитой не станет! - Но я, - ответил Бирен, глядя тускло, - тоже не дурак, как Остерман обо мне думает. Я ведь знаю, что в Гданске еще проживает герцог Курляндский Фердинанд, родной дядя вашего покойного супруга... Вот ему все сливки и достанутся. - Но Фердинанд-то.., помрет, - вразумила его Анна. - Боюсь, - вздохнул Бирен, - что я помру раньше его, и корона Кетлеров, когда-то могучих, лишь коснется моего виска. - Терпи! - отвечала Анна. - Я-то своей дождалась... Корону на голове Анна Иоанновна редко носила. Вот и сейчас, перед зеркалом встав, она водрузила ее прямо себе на грудь. А грудь ее была столь велика, корсетом подпертая снизу, что корона покоилась будто на столе. Так она и вышла - с короной на груди необъятной. За нею пошагал Бирен, вывернулся откуда-то Рейнгольд Левенвольде, за ним - Корф, а потом разные-прочие... Был малый выход. - Хоть на народ посмотреть, - говорила Анна Иоанновна. Зала в Зимнем дворце была наполнена людьми. Проходя вдоль рядов посольских, царица спросила консула британского: - Чай, в Виндзорском дворце зала будет пошире? - Увы, - польстил ей Рондо, - она гораздо уже. Ей издали кланялся новый венский посол, - граф Карл Генрих Остейн, и столь резво подался вперед для руки целования, что, казалось, головой вышибет царице зубы. Когда же нагнулся резво - она за юбки свои схватилась. И потом сказала - во всеуслышание: - Вот до чего мужчина опытный может напужать меня, слабую женщину! Отчего был смех продолжительный, смех подхалимский, и она пошла дальше, собой довольная... Возле китайских послов задержалась: - Кого же вы из дам моих самой красивой считаете? - В звездную ночь, - отвечали китайцы, кланяясь, - трудно сказать, какая из звезд самая прекрасная. Но есть звезда на небосклоне двора вашего, которую не заметить трудно. |
