|
Но есть звезда на небосклоне двора вашего, которую не заметить трудно... Это цесаревна Елизавета с глазами зелеными и круглыми, как у кошки. Анна Иоанновна нахмурилась: - А что самое удивительное для вас у двора моего? - Самое удивительное - видеть тебя на престоле!.. В глубине залы стояли пленные французы (которые уцелели), вывезенные из Копорья, с любезной улыбкой Анна Иоанновна к ним подошла. - Довольны ль вы? - спросила. - Мы благодарны вашему генералу Лопухину, - отвечали французы дружно. - Он научил нас шалаши строить, он кормил и поил нас... Мы так и представляли себе русских людей - добрыми и благородными! - Рада слышать от вас слова дружественные... Фельдмаршал! - позвала она Миниха. - От щедрот своих дарю каждому французу по тулупу в дорогу да по валенкам. Пущай едут в свою Францию, славу обо мне по миру развозя! К французам робко приблизилась Елизавета Петровна. - Нет слов, - шепнула, - передать мне, как я люблю Францию... Приходите ко мне, в дом на лугу Царицыном, я научу вас, как надо ноги обернуть в дороге, чтобы не мерзли... Морозы трещат лютые! Ночью, вернувшись из дворца, леди Рондо при мерцании свеч писала письмо в Англию - своей подруге: "Зала была украшена померанцевыми и миртовыми деревьями в полном цвету. Деревья, расставленные шпалерами, образовывали аллеи, которые доставляли возможность гостям часто отдыхать, потому что укрывали садившихся для поцелуев от нескромных взоров. Красота, благоухание и тепло в этой дворцовой роще (тогда как из окон видны только лед и снег) казались чем-то волшебным и наполняли душу мою приятными мечтами. Аллеи были наполнены изящными кавалерами и очаровательными дамами в праздничных платьях, вроде костюмов аркадских пастушков и нимф. Все это заставляло меня думать, что я нахожусь в сказочной стране фей, и в моих мыслях, в течение всего вечера, был "Сон в летнюю ночь" Шекспира... Простите, - закончила леди Рондо, - мне болтовню женщины, только что разрешившейся от бремени ребенком!" *** В древнем селе Архангельском под Москвою занесло тропки. Снег - ласковый, чистый, пушистый. И на нем по утреннику - следки: вот воробей рылся, тут кошка от кухонь пробежала, а человечий след - острый, глубокий, опасный... Это прошел, размышляя и мучаясь, опальный верховник - князь Дмитрий Голицын. В сенях девки подбежали - обмести снег с валенок князя. Прошел в кабинет к себе, полистал сенатские дела, кои иной раз присылали к нему из Петербурга. Сына вот не стало рядом: отбыл князь Сергей Дмитриевич в Персию - послом к Надиру, и не с кем более печали с души отвести... - Емеля! - секретаря кликнул. - Хоть ты приди! Вошел Емельян Семенов с пером за ухом, держа в руках раскрытый том Боккаччо на итальянском, учтиво поклонился, выжидая. - Прочти вот... Расходы российские! Семенов с опаской глянул в реестрик, составленный Голицыным: "2600000 рублей - на содержание двора Анны Иоанновны. 1200000 - на нужды флота российского. 1 000 000 - на содержание конюшен для Бирена. 460118 - на жалованье чиновникам государства. 370 000 - на развитие русской артиллерии. 256813 - на строительство Санкт-Петербурга. 77111 - на родственников императрицы. 47371 - на Академию наук и Адмиралтейство. 42622 - на мелкие расходы Анны Иоанновны. 38096 - на пенсии ветеранам, инвалидам войн. 16000 - на народное здравоохранение. 4500 - на народное образование". |
