..
Кейзерлинг заметил на столе белую костяную палочку камергера (Бирен
забыл ее в суматохе). Взял он эту палочку и сказал:
- Какая прелесть! Эрнст, подари мне ее.., на память.
- Бери, бери, - расщедрилась Анна Иоанновна. - Жалую тебя в свои
камергеры... Чувствуй и верь: благосклонна я к друзьям!
В дверях неслышно появился фактор Лейба Либман; ростовщик оглядел
толпу придворных герцогини и во всеуслышание объявил:
- Высокородные дворяне, вот повезло вам.., правда? Вы едете на
Москву, я слышал, а бедный Либман остается здесь. И все, что вы набрали в
долг у меня, теперь.., пропадет? Правда?
- О подлый фактор! - оскорбились рыцари. - За нами не пропадет... Дай
только добраться до Москвы!
- Э-э-э, - засмеялся Либман, - так не годится. Уж лучше я поеду
вместе с вами. И получу, что мне полагается с вас, из рук в руки - уже на
Москве...
Из-за леса - от рубежей - примчались верховые, возвестив:
- Едут.., московиты едут!
Курляндцы перестарались. Василий Лукич вошел в тронную и сразу понял:
здесь кто-то уже был.., предупредили! Вдоль стен охорашивались фрейлины. В
затылок Бирену, по немецкому ранжиру, равнялись камер-юнкеры. А сама Анна
Иоанновна - в лучшем, что было, - стояла под балдахином, и в прическе
герцогини жиденько посверкивали нищенские бриллиантики короны Кетлеров.
Лукич через плечо шепнул Голицыну и Леонтьеву:
- Кто-то был.., до нас. Уже приготовились! И упал на колени перед
престолом курляндским. Перед ним высилась баба - ея величество.
"Прилягу.., ей-ей, прилягу!"
***
Паж Брискорн продел меж пальцев собачьи поводки, и визжащая от
нетерпения свора легавых сильными рывками потащила его в сад.
- Эй, мальчик! - вдруг окликнули Брискорна по-немецки.
Возле ограды Вирцау стоял человек в русском тулупчике, из-под меха
бараньего торчал ворот мундира. Измученная лошадь склонила на плечо ему
голову, висла с удил белая кислая пена.
- Ты, мальчик, служишь при здешней герцогине?
- Да, сударь... А что вам нужно?
- Я имею важное письмо до твоей герцогини. А коли гости к ней из
Москвы прибыли, так ты не возвещай обо мне громко. Шепни обо мне герцогине
на ухо... Я человек секретный!
Мальчик очень любил секреты и скоро вернулся, перехватил из рук
Сумарокова (это был он) поводья.
- Я передал о вас. Коня я спрячу. Пойдемте, сударь... Сумароков
протиснулся в двери. Ступени вели куда-то вниз. Коридоры, витые лестницы.
И очутился в погребе, под землей.
- Здесь и ведено ждать, - сообщил Брискорн. Паж оставил ему свечу.
Сумароков томился долго: казалось, вот сейчас войдет сюда Анна Иоанновна и
улыбнется ласково... Но перед ним уже стоял изящный господин в шелку и
бархатах. Нос с горбинкой, а губы незнакомца приятные и глаза светятся.
- Я камергер герцогини... Иоганн Эрнст Бирен, и поручение имею вас
выслушать и в точности донести до госпожи своей.
- Того исполнить не могу, - ответил Сумароков. - Дело, с коим я
прибыл, весьма важное, только самой государыне могу сказать о нем. А вас,
сударь, как слышано, до русских дел пускать не ведено... Неужто Анна
Иоанновна не знает об этом?
Глаза Бирена засветились еще ярче, он стройно выпрямился.
- Хорошо, - кивнул челюстью, - но герцогиня вряд ли будет вскоре
свободна. Побудьте здесь... Распоряжусь прислать обед.
Бирен вышел, грохнули на дверях засовы. Сумароков поднял над собой
свечу: качались над ним пытошные цепи, решетка покрывала люк, а оттуда, из
мрака преисподни замка Вирцау, разило падалью. |