|
.. - Не забывайте, - ответил Бирен, - что Сумароков камер-юнкер двора голштинского. А голштинцы имеют претендента на престол русский - "кильского ребенка"... Чего жалеть? - Да ведь забьют его, коли выдать. - А тогда, - поклонился Бирен, - вам придется выдать Левенвольде, Рейнгольд не щепетилен в вопросах чести: он выдаст русским Остермана. А.., что вы будете делать без Остермана? Под вечер в замке Вирцау все неприлично зевали. Анна Иоанновна задремала. Послышались шаги. Но это был не Бирен, а Василий Лукич Долгорукий, друг старый, любитель опытный. - Лукич, в уме ли ты? - отбивалась Анна. - Я и старый-то грех с тобой едва замолила, а ты в новый меня искушаешь... И казалось Лукичу, что всходила звезда - звезда его "фамилии"! *** Паж Брискорн вчера подслушал разговор герцогини с камергером о Сумарокове. "Какая низость... Но я же - рыцарь!" - сказал себе мальчик и разбудил волосатого шута Авессалома: - Послушай, что я узнал... Ведь мы с тобой - самые благородные люди в этом проклятом замке Вирцау! Снова грохнули тюремные засовы - Сумароков встал. - Сударь, - сказал ему Авессалом, - вам грозит опасность. Но мы ваши друзья: шут и паж... Добрый Брискорн уже приготовил вам лошадь, я проведу вас через замок, чтобы никто не видел... Паж Брискорн вручил Сумарокову поводья скакуна: - А в саквы я положил ветчины и хлеба. Прощайте! Петр Спиридонович нагнулся и поцеловал пажа в висок: - Прощай, мой мальчик. Ты - настоящий рыцарь! Анна Иоанновна снова позвала к себе Бирена: - Силушек моих нет больше. Измучили депутаты: велят признаться. Голштинского выкормыша отдать придется. А то худо нам будет. Бирен навестил депутатов, взмахнул перед ними шляпой: - Высокопоставленные и важные депутаты! Я терплю от вас множество неудобств. И - видит бог - напрасно терплю. Вы и сами сейчас убедитесь в этом. Моя госпожа, по слабости женской и простительной, не желала огорчать вас в радости. Но... (Бирен достал ключ от погребов) прошу вас, - сказал, - за мной следовать, и вы получите агента тайного. Открыли погреб - пусто: Сумарокова не было. - Ты еще дурачить нас смеешь? - закричали депутаты. Бирен пошатнулся, но тут же пришел в себя: - Он не мог отъехать далеко. А мои конюшни славятся на всю Митаву, хотя я и беден... Скачите! - Лейб-регимент - в седло! - приказал Леонтьев. Погоня настигла Сумарокова на тридцатой версте от Митавы. Впереди лейб-регимента скакал на красавице кобыле с короткой челкой дружок Сумарокова - прапорщик Артемий Макшеев. - Замри, Петька! - кричал издали. - Не хочу греха на душу брать, а мне стрелять тебя ведено... Уж ты прости меня. Служба! Вернулись в замок. Сумарокова били - и Леонтьев, и Голицын. - Я позже вас прибыл на Митаву, - клялся гонец Ягужинского. - От кого герцогиня обо всем сведала - того я не знаю. - Врешь! Говори, вор худой, кто тебя послал на Митаву? Петр Спиридонович выплюнул в ладонь зубы: - Ягужинский, - сознался. - От него ехал... Допытчики переглянулись: ого, пожива-то крупная! - А кто тебя выпустил отсель, шут ты гороховый? - Я не шут. Но меня выпустил.., шут! *** Авессалом не хотел умирать - цеплялся за края люка. - Не надо, - молил он, - сжальтесь надо мною... - Падай, падай! - Бирен стучал и стучал каблуком башмака по красным от крови пальцам шута. |
