|
.. Не хочется! Вчера объелся! - И не надо, коли так. Еще живее обед проглотим... Петр радостно запрыгнул на подоконник: - Хорошо как здесь... Милы мне Горенки ваши! Князь Иван раскрыл скляницу, достал горстку перьев. - Ваше величество, - сказал учтиво, - но и в Горенках делами обеспокою... Кой месяц уже бумаги важные по лесам блуждают! - Ой, Иван Алексеич, неужто ты меня за стол приневолишь? - Коли вы меня, государь, и вправду любите, то.., садитесь. Бумагам важным, министрами уже одобренным, апробации учинить от вас надобно. И меня пожалейте: люди придворные, завистливые и без того клевещут, будто мы, Долгорукие, вас по охотам таскаем, от дел государственных вовсе избавили... Ласковым таким манером залучил царя за бумаги. А сам встал за спиной его, подсказывая - быть или не быть по сему. Из-под пера, свирепо брызгаясь, выбегали пауки подписей: Петръ, Петръ, Петръ... - К делу ярыжному не прилежу душою, - сказал царь, перо отбрасывая. - И горазд не люблю писать чернильно... Сбегаю-ка я лучше до псарен, а ты проставь подписы под руку мою. Сам знаешь! И кубарем скатился отрок-царь по лестницам - в хрусткие сугробы. Лес вдали, там олени и кабаны, - вот рай-то! Растирая щеки, хваченные морозцем, домчал император до псарни - особый дом, большой, вровень с усадебным (охота Долгоруких испокон веков славилась). А навстречу царю - егермейстер Селиванов, в ранге полковничьем, в мундире сукна зеленого, сам пьян и весел. - Ай да государь! - орал еще издали. - Как раз овсы варим, собак чтобы потчевать... Не желаете ли, ваше величество, бурду собачью мешать в корыте? Тысячная свора борзых и гончих встретила царя голодным лаем. Император сразу заспешил: кидал жаркие поленья в печи, веслом половника мешал в котлах густое собачье варево. А на длинных шестах, под потолками птичников, сидели в черных клобучках, словно монахи, соколы да кречеты. Рвали они когтями красное свежее мясо, и капли крови летели вниз - на людей челяди... Вошел князь Алексей Григорьевич, присмотрелся к "апробациям" и не мог отличить руки царя от руки сыновьей. - Перенял славно.., ловок ты! - похвалил князь сына. - Не осрамлюсь, батюшка, - отвечал ему Иван Алексеевич. И тоже направился на псарню. Там, среди собак, они и обедали. Им было не привыкать! Иогашка Эйхлер обедал с псарями. А вечером был зван с флейтой наверх - к царю, где играл умилительно. После чего ужинал при князе Иване Долгоруком. Так он стал куртизаном при куртизане. Глава 3 Верховный тайный совет вершил судьбы империи. Совещались министры в Оружейной палате Кремля, куда еще затемно пришли Василий Степанов (правитель дел) и Анисим Маслов (секретарь Совета). Людишки они так себе, мелкотравчатые, но зато близ высоких особ и сами в силу входили. Раненько явился граф Рейнгольд Левенвольде (камергер и посол герцога Курляндского), красавец писаный, бабник ловкий. Вынул он из собольей муфты пакет, промолвил вкрадчиво: - Ея светлость Анна Иоанновна, герцогиня Курляндии и Семигалии, изволят писать высоким господам министрам. - Ежели ея светлость, - отвечал Маслов, - вновь о денежных дачах печется, так тому вряд ли бывать, ибо господа министры верховные в деньгах сами весьма озабочены. Левенвольде кивнул, и две громадные серьги в ушах дипломата брызнули нестерпимым блеском. |
