Изменить размер шрифта - +
Сыну говорил он:
  - Погоди, Ванек... Лукич, дяденька твой, пока на самом верху живет. А
пока он наверху, нас жрать не станут...
  Василий Лукич жил "наверху", сторожил императрицу ("Драконит меня", -
говорила о нем Анна). Но двор разрастался, словно гриб худой на помойке, и
скоро Лукича из покоев дворцовых вышибли вместе с барахлом его.
Левенвольде перед ним извинился. "Фрейлинам государыни, - сказал, - спать
негде..." Почуяв близость опалы, Лукич кинулся к верховному министру -
Голицыну.
  - Дмитрий Михайлыч, - сказал, - время таково приспело, что
субтильничать неча! Или на попятный идти, или... Сам понимаешь: пока полки
еще наши, арестовать всех смутьянов - да в железа!
  - Пекусь о согласье пока, - отвечал ему Голицын. - Вот и мысли мои о
том... Погоди, Лукич: дай с присягою разобраться.

  ***

  День присяжный - день опасный. Москву - в штыки, Кремль - в ружье, на
папертях церквей - солдаты. Попробуй не присягни, заартачься - живо
штыками до смерти защекочут... Первопрестольная бурлила у подножия собора
Успенского, кишмя кишела в четырнадцати церквах - там читались присяжные
листы, секретари совали в руки пере для подписа, губами - кисло и слюняво
- осторожные дворяне целовали святое Евангелие. А на площади Красной,
коленопреклоненные пред знаменами полков, присягали преображенцы и
семеновцы - сила грозная, непутевая. Крутились на лошадях фельдмаршалы:
князья - Долгорукий, Голицын, Трубецкой...
  Над площадью, в сердце Москвы, гремели слова присяги:

  ОТЕЧЕСТВУ МОЕМУ ПОЛЗЫ И БЛАГОПОЛУЧИЯ ВО ВСЕМ ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ ИСКАТЬ И
СТАРАТЦА, И ОНУЮ ПРОИЗВОДИТЬ БЕЗ ВСЯКИХ СТРАСТЕЙ И ЛИЦЕМЕРИЯ, НЕ ИЩА В ТОМ
СВОЕЙ ОТНЮДЬ ПАРТИКУЛЯРНОЙ, ТОЛЬКО ОБЩЕЙ ПОЛЗЫ...

  А в слободе Немецкой, в лютеранской кирхе, присягали на верность
России иноземцы. Здесь же был и Генрих Фик, камералист известный. Пахло от
Фика варварской редькой, которую с утра кушал он с маслом подсолнечным. И
опустилась в нерешимости рука благонравного пастора.
  - Господин де Бонн, - спросил пастор, - как прикажете поступить с
господином Фиком? Счесть ли его нам за члена общины нашей или.., отослать
для присяги к русским?
  - Да, именно так, - распорядился генерал де Бонн. Тогда Генрих Фик
заявил дерзко:
  - Какую великую честь оказали вы мне... Буду счастлив принадлежать к
великому народу - народу русскому!
  - Народ в рабстве, непросвещенный, - отвечал ей пастор, - великим
быть не может... Ступайте же к рабам, господин Фик.
  - Но рабы создали Рим. - И Генрих Фик ушел. Явился он в русскую
церковь Покрова богородицы.
  В толпе присягателей разглядел его зоркий генерал Матюшкин.
  - Стой! - закричал священнику. - Этого жоха погоди мирром святым
мазать. Не брать присяги с него: он, видать, спьяна в православные
затесался...
  - Не я ли коллегии вводил на Руси? Не я ли доходы государства
русского на двести тыщ по таможням умножил?
  - Ты - не русский: ступай в слободу Немецкую.
  - Но там меня прогнали, ибо немцем тоже не считают...
  - Эй, солдаты! - велел Матюшкин. - Вывесть его из храма, чтобы
мерзким видом своим он благолепия не нарушил...

  ***

  А по лесным дорогам, проселкам, где свистит по ночам разбойный люд да
ухает леший, скакали сержанты от Сената с присяжными листами. Артемий
Петрович Волынский, трезв и сумрачен, приводил к присяге казанских
жителей. Потом отозвал в сторонку воевод (свияжского и саранского) Козлова
Федора да Исайку Шафирова.
Быстрый переход