|
Он познакомился со мной, потому что знал: мой отец - преуспевающий бизнесмен и занимается недвижимостью, а я - аспирант-палеонтолог. Броделлу очень хотелось знать, как мне удалось отвязаться от отца. Это его слово - отвязаться. Ему хотелось вырваться на свободу, а отец упорно не отпускал его из своей газеты. - А чем он хотел заниматься? - Ничем. - Вздор. Ничего не хочет делать только святой. Пит улыбнулся. - Здорово, парень. Кто это сказал? - Я. - А кто сказал первым? - Я редко позволяю себе цитировать, а если и позволяю, то не у себя за спиной. - Постараюсь проверить по справочникам. Если обнаружу эту цитату, то пошлю вам ворону, чтобы вы ее съели. Однако вернемся к нашему разговору. Следует, пожалуй, сказать, что единственную тягу Броделл испытывал к негативным поступкам. Я старался его избегать. Когда он вознамерился устроить нам свидание с двумя девушками из Тимбербурга, я с благодарностью отклонил его предложение. Ну и так далее. По сути, я видел его очень мало, если не считать субботних вечеров у Вуди. Раз или два наткнулся на него у Вотера, или он наткнулся на меня, а однажды мы вчетвером провели вечер в кегельбане в Тимбербурге. De mortius nil nisi bonum <De mortius nil nisi bonum (лат.) - о мертвых хорошо или ничего.>, но с ним было скучно. Очень скучно. На другой день после его смерти мне в голову пришло, что вряд ли он за свою жизнь вызвал чье-то сочувствие. Ему было тридцать пять лет. Умер он, наверное, за минуту, а то и меньше, так вот, за эту минуту он, пожалуй, вызвал больше сочувствия, чем за все тридцать пять лет своей жизни. Я посчитал: в тридцати пяти годах восемнадцать миллионов триста девяносто шесть тысяч минут. Вы просили поговорить о Филипе Броделле и его смерти. Никудышный получился некролог. - И, похоже, неудачный, - заметил Вулф. - Он, судя по всему, вызвал сочувствие мисс Грив. Хотя, как выразился бы мистер Лейк, она сама могла себя завести. - Один ноль в вашу пользу, - сказал Пит и задумался. - Но это всего лишь из области семантики: “завести”. Обязательно, что ли, мужчине или женщине нужно заводиться? Разумеется, нет. Некоторым - да, но таких меньшинство; большинство женщин позволяют задрать себе юбку только потому, что их давно разбирает любопытство. Жаль, что я плохо знаю Алму и не могу ее спросить об этом. Я не верю, чтобы он смог вызвать у нее сочувствие. Любопытство зачастую настолько сильно, что перед ним не может устоять никто. Я работаю с бренными останками и думаю, что еще в девонский или даже в силурийский период... Привет, Алма! Девушка вошла в комнату. Четверо из нас встали. Привычка вставать, когда входит особа женского пола, оказалась более живучей в Монтане, чем в Манхэттене, и, разумеется, когда Мел с Эмметтом поднялись, мы с Питом тоже встали. Вулф не шелохнулся. Он почти никогда не встает, когда в его кабинет входит женщина, к тому же за последние три дня он нарушил столько устоявшихся правил, что для него, наверное, истинным удовлетворением оказалось не нарушать хотя бы это. - Прошу вас к столу. Идите, ешьте, пока не застыл жир, - сказала Алма. Мел пошел мыть руки, а мы вчетвером направились в столовую, которую пристроили по просьбе Кэрол, когда Лили ремонтировала дом. Вулфа усадили между Кэрол и Алмой, я оказался напротив, поэтому у меня появилась хорошая возможность наблюдать, как он прореагирует на томатный суп из консервной банки. |
