– Правда?

– Правда. – Он улыбнулся. – У меня полжизни ушло на общение с адвокатами. Так вот, этому типу надо только одно – напугать вас и держать в страхе.

– Тогда, – она издала смешок, перешедший в икоту, – ему это правда удалось, – и добавила на вдохе: – Ублюдок!

Тут Брунетти сообразил, что есть смысл заказать им обоим бренди. Официант выполнил заказ с молниеносной быстротой. Она взялась за стакан.

– Это было так ужасно…

Он сделал глоток и приготовился слушать дальше.

– Она наговорила чудовищных вещей.

– Бывает – со всеми нами.

– Со мной не бывает, – тут же отрезала она, и он подумал, что, наверное, так оно и есть, что для нее язык – инструмент, а не оружие.

– Она все забудет, Бретт. Такие люди отходчивые.

Та передернула плечами, отметая этот довод как несущественный. Уж сама‑то она, разумеется, ничего не забудет.

– И что же ты теперь будешь делать? – спросил он с неподдельным участием: ему и правда хотелось это знать.

– Пойду домой. Посмотрю, там она или нет. Посмотрю, что будет дальше.

Тут только до него дошло, что он даже не поинтересовался, есть ли у Петрелли собственное жилье в городе, даже не попытался проанализировать ее поведение, как до, так и после смерти Веллауэра. Неужели ему настолько просто заморочить голову? Да чем он, собственно, отличается от прочих мужчин – покажи ему смазливенькое личико, подпусти слезу, изобрази ум и честность, и вот он уже отмел самую возможность того, что рядом с ним – убийца или любовница убийцы.

Ему сделалось страшно, с какой легкостью эта женщина его разоружила. Он вытащил из кармана горсть банкнот и бросил на стол.

– Да. Это хорошая мысль, – произнес он наконец и, оттолкнувшись от кресла, поднялся на ноги, И заметил, с какой тревогой она следила за этим его превращением из друга в чужака. Даже такого пустяка он не сумел скрыть. – Пошли, я провожу тебя до Санти‑Джованни‑э‑Паоло.

На улице – оттого, что было темно, и оттого, что так привык, он взял ее под руку. Оба молчали. Он ощущал рядом с собой ее женственность, изгиб ее широких бедер, это так приятно – чуть прижимать ее к себе, пропуская встречных прохожих в узких улочках. Все это он отчетливо сознавал, провожая ее домой, к ее любовнице.

Они простились под статуей Коллеони – просто сказали друг другу «До свиданья», и все.

Глава 23

Взволнованный только что услышанным, Брунетти шел по затихшему городу. Прежде ему казалось, что он кое‑что смыслит в любви, кое‑что узнал о ней благодаря Паоле. Неужели он настолько раб условностей, чтобы воспринимать любовь этой женщины – а это любовь, вне всякого сомнения, – как нечто чуждое ему только потому, что чувство это не укладывается в его шаблонные представления? И тут же он отмел все эти соображения как сентиментальные в худшем смысле слова, сосредоточившись вместо них на вопросе, которым задался еще в баре: неужели его симпатия к этой женщине, ее привлекательность помешала ему разглядеть то, что он призван искать? Да нет, не похоже, что Флавия Петрелли способна на хладнокровное убийство. При том что в минуту ярости или страсти она, конечно, может и убить – как и большинство людей. Пырнуть ножом или сбросить с лестницы – это в ее духе, но расчетливое, почти бесстрастное отравление – это все‑таки нет.

Тогда кто же? Сестра из Аргентины? Вернулась, чтобы осуществить месть за смерть своей старшей сестры? Спустя почти полстолетия? Смешно!

Кто же тогда? Ясно, что не этот режиссер, Санторе. И уж конечно – не из‑за того расторгнутого контракта с его дружком.