– Если бы я мог посмотреть его сейчас, спустя некоторое время, я смог бы по крайней мере оценить, насколько ухудшилось его состояние. Если поражение прогрессирует теми же темпами, то на сегодня он, вероятно, почти полностью оглох. Разумеется, в том случае, если я не ошибся и это не инфекция, которую я упустил или она не выявилась при осмотре и в анализах. – Он закрыл историю болезни и спросил: – Скажите, есть надежда, что этот человек снова явится на обследование?
– Этого человека нет в живых, – сообщил Брунетти без обиняков.
Ничего не отразилось в глазах доктора.
– Могу ли я узнать причину смерти? – спросил он и поспешил объяснить: – Хотелось бы знать, не связана ли она с инфекцией, которую я мог проглядеть?
– Он был отравлен.
– Отравлен, – повторил доктор, – так, так. – Он задумался, а потом спросил с неожиданной робостью в голосе, вероятно, оттого, что понял – преимущество теперь на стороне Брунетти: – А могу я спросить, каким ядом?
– Цианистым калием.
– А‑а, – протянул он как‑то разочарованно.
– А что, это важно, доктор?
– Подобную симптоматику в принципе может дать мышьяк. Если принимать его в течение продолжительного времени. Но цианид… Нет, не думаю, – он снова призадумался, потом раскрыл историю болезни, что‑то написал и подвел под написанным жирную черту. – А вскрытие проводилось? Полагаю, в подобных случаях оно обязательно.
– Да.
– И как‑то зафиксировано состояние его слухового нерва?
– Боюсь, таких специальных исследований не проводилось.
– Это жаль, – сказал доктор и тут же поправился: – Но они вряд ли что‑то показали бы. – Он прикрыл глаза, и Брунетти так и видел, как он мысленно листает одну монографию за другой, время от времени останавливаясь, чтобы с особым вниманием прочесть тот или иной абзац. Наконец Трепонти открыл глаза и посмотрел на Брунетти. – Нет, по внешнему виду это установить невозможно.
Брунетти встал.
– Если вы попросите сестру сделать для меня копию этой истории болезни, то не смею больше отнимать ваше время.
– Да, конечно. – Доктор поднялся и проводил посетителя к двери. Снаружи, в приемной, он протянул карту сестре и попросил ее сделать копию для комиссара, а затем обратился к пациентке, успевшей подойти за то время, пока они беседовали с Брунетти: – Синьора Моска, прошу вас, заходите, – и, кивнув Брунетти, пропустил женщину в свой кабинет и, шагнув следом, прикрыл за собой дверь.
Сестра вернулась, неся еще теплую ксерокопию. Брунетти поблагодарил и вышел. В лифте, о котором он теперь вспомнил, он открыл последний лист истории болезни и прочел самую нижнюю запись: «Больной скончался вследствие отравления цианистым калием. Результаты предложенного лечения неизвестны».
Глава 22
Домой он вернулся, когда еще не было восьми, и обнаружил, что Паола с детьми отправилась в кино. Она оставила записку, что ему после обеда дважды звонила какая‑то женщина, но не назвалась. Он порылся в холодильнике, где нашел только салями, сыр и пластиковый пакетик с маслинами. Вытащил все это, выложил на стол, потом взял с разделочного столика бутылку красного вина и стакан. Сунул в рот маслину, налил вина в стакан, сплюнул косточку в ладонь. Ища глазами, куда бы ее выкинуть, забросил в рот следующую маслину. Потом еще одну. Наконец сообразил выкинуть косточки в мусорный мешок под мойкой.
Он отрезал два ломтя хлеба, положил между ними салями и снова наполнил стакан вином. Рядом лежал последний номер еженедельника «Эпока», видимо, Паола его читала за столом. |