крупные капли пота. Он сел на стул и устало махнул рукой.

   — Говорите, что с ней!

   — Капитан! — доктор выпил прямо из горлышка полграфина воды. — Капитан, она не девушка!

   — Что?! — казалось, еще немного, и глаза капитана, покинув предназначенное им природой

место, бросятся вперед, чтобы испепелить все на своем пути.

   — Ушиб позвоночника, мне пришлось накладывать компресс. Она — самый обыкновенный парень и

сукин сын, каких мало! Он мне сам во всем признался. Держал пари с курсантами, что проделает

весь рейс в капитанской каюте, ничего не делая. И сестры у него нет, и никакой он не сирота,

папаша у него какая-то шишка в Управлении. Ну и дали же мы с вами маху, капитан!!!

   Всякий, кто видел бы в этот момент капитана Чигина, понял бы, откуда взялось это меткое

прозвище "индюк". За несколько минут щеки капитана попеременно принимали все цвета спектра: от

красного до фиолетового, и когда он, наконец, открыл рот... Впрочем, не стоит повторять все,

что произнес капитан Чигин, когда открыл рот. Ведь времена парусного флота давно прошли.

 В АТОЛЛЕ

   Мы все стояли на берегу и смотрели на удаляющегося "Альбатроса". Он был уже так далеко от

нас, что я не мог рассмотреть, есть ли на палубе люди. Потом из трубы появилось белое облачко

пара, а спустя несколько секунд мы услышали протяжный вой.

   — Все, — сказал папа. — Теперь мы можем сколько угодно играть в робинзонов: у нас есть

настоящий необитаемый остров, хижина и даже Пятница.

   Это было очень здорово придумано — назвать толстого, неповоротливого робота Пятницей. Он

был совсем новый, и из каждой щели у него проступали под лучами солнца капельки масла.

   — Смотри, он потеет, — сказал я.

   — А ну, кто быстрее?! — крикнула мама, и мы помчались наперегонки к дому. У самого финиша я

споткнулся о корень и шлепнулся на землю, и папа сказал, что это несчастный случай и бег нужно

повторить, а мама спросила, больно ли я ушибся. Я ответил, что все это ерунда и что я вполне

могу опять бежать, но в это время раздался звонок, и папа сказал, что это, вероятно, вызов с

"Альбатроса" и состязание придется отложить.

   Звонок все трещал и трещал, пока папа не включил видеофон. На экране появился капитан

"Альбатроса". Он по-прежнему был в скафандре и шлеме.

   — Мы уходим, — сказал он, — потому что...

   — Я понимаю, — перебил его папа.

   — Если вам что-нибудь понадобится...

   — Да, я знаю. Счастливого плавания.

   — Спасибо! Счастливо оставаться.

   Папа щелкнул выключателем, и экран погас.

   — Пап, — спросил я, — они навсегда ушли?

   — Они вернутся за нами, — ответил он.

   — Когда?

   — Месяца через три.

   — Так долго?

   — А разве ты не рад, что мы, наконец, сможем побыть одни и никто нам не будет мешать?

   — Конечно, рад, — сказал я, и это было чистейшей правдой.

   Ведь за всю свою жизнь я видел папу всего три раза, и не больше чем по месяцу. Когда он

прилетал, к нам всегда приходила куча народу, и мы никуда не могли выйти без того, чтобы не

собралась толпа, и папа раздавал автографы и отвечал на массу вопросов, и никогда нам не

давали побыть вместе по-настоящему.