черные глаза слегка прищурены, матовое лицо цвета слоновой кости, золотистые губы открыты в

улыбке, на левом виске — зеленый треугольник — знак касты Хранителей Тайны.

   Климов вздрогнул.

   Он все еще не мог привыкнуть к загадочной красоте дочерей Марса.

   — Простите, не скажете ли вы мне, где я должна зарегистрировать свой билет?

   Она говорила певучим голосом на космическом жаргоне, проглатывая окончания слов.

   — Налево, пассажирский зал, окно номер три.

   — Спасибо! — Марсианка тряхнула серебряными кудрями и, бросив через плечо внимательный

взгляд на Климова, пошла к двери. Палантин из бесценных шкурок небрежно волочился по полу.

   "Дрянь! — с неожиданной злобой подумал Климов. — Искательница приключений! Навязали себе на

шею планетку с угасающей культурой. Страшно подумать, сколько мы туда вбухали, а что толку!

Разве что наши девчонки стали красить губы золотой краской. Туристочка!"

   Он отвратительно чувствовал себя. От сердца к горлу поднимался тяжелый, горький комок,

ломило затылок, болели все суставы.

   "Не хватало только, чтобы я свалился".

   Он проглядел расписание грузовых рейсов и направился в пассажирский зал.

   В углу, под светящейся схемой космических трасс, группа молодых парней играла в бойк —

игру, завезенную космонавтами с Марса. При каждом броске костей они поднимали крик, как на

футбольном матче.

   "Технические эксперты, все туда же", — подумал Климов.

   Он толкнул дверь и зашел в бар.

   Там еще было мало народу. Чета американцев, судя по экзотическим костюмам со множеством

застежек и ботинкам на толстенной подошве — туристы, пила коктейли, да неопределенного вида

субъект просматривал журналы.

   Ружена — в белом халате с засученными рукавами — колдовала над микшером.

   — Здравствуй, Витя! — сказала она, вытаскивая пробку из бутылки с яркой этикеткой. — Ты

сегодня неважно выглядишь. Хочешь коньяку?

   Климов зажмурил глаза и проглотил слюну.

   Рюмка коньяку — вот, пожалуй, то, что ему сейчас нужно.

   — Нельзя, — сказал он, садясь на табурет, я ведь в резерве. Дай, пожалуйста, кофе, и не

очень крепкий.

   — Ничего нового?

   — Нет. Что может быть нового... в моем положении?

   Он взял протянутую чашку и поставил перед собой, расплескав половину на стойку.

   Ружена подвинула ему сахар.

   — Нельзя так, милый. Ты же совсем болен. Пора все это бросать. Нельзя обманывать самого

себя. Космос выжимает человека до предела. Я знала людей, которые уже к тридцати пяти годам

никуда не годились, а ведь тебе...

   — Да, от этого никуда не спрячешься.

   Американец поднял голову и щелкнул языком. В дверях стояла марсианка.

   — Бутылку муската, крымского, — бросила она, направляясь к столику у окна.

   — Ну, я пошел, — сказал Климов, — мне еще нужно в диспетчерскую.

   — Я сменяюсь в двенадцать. Заходи за мной, проводишь домой. Может быть, останешься, —

добавила она тихо, — навсегда?

   — Зайду, — сказал Климов, — если освобожусь.

   "Если освобожусь, — подумал он. — Что за чушь! От чего тебе освобождаться, пилот второго

резерва? Ты сегодня будешь свободен, как и вчера и как месяц назад, как свободен уже три года.