|
"Тише, сжальтесь над нами! - ответил он. - Тише, я как раз тушу его". - "Хотите, я позову ночную стражу?" - "Нет, нет, во имя неба, никого не зовите". - "Но, может быть, вам все-таки помочь?" - "А вы не отказались бы? Так идите сюда, и вы окажете мне услугу, за которую я буду благодарен вам всю жизнь". И он бросил мне через окно ключ. Я быстро поднялся по лестнице и вошел в комнату, где произошел пожар. Горел пол. Я находился в лаборатории химика. Он делал какой-то опыт, горючая жидкость разлилась по полу, который и вспыхнул. Когда я вошел, химик уже справился с огнем, благодаря чему я мог его разглядеть. Это был человек лет двадцати восьми - тридцати. По крайней мере, так мне показалось. Ужасный шрам рассекал ему полщеки, другой глубоко врезался в лоб. Все остальные черты скрывала густая борода. "Спасибо, сударь, но вы сами видите, что все уже кончено. Если вы, как можно судить по внешности, человек благородный, будьте добры, удалитесь, так как в любой момент может зайти моя госпожа, а она придет в негодование, увидев в такой час чужого человека у меня, вернее же - у себя в доме". Услышав этот голос, я оцепенел, повергнутый почти что в ужас. Я открыл рот, чтобы крикнуть: "Вы человек с перекрестка Жипесьен, с улицы Ледигьер, слуга неизвестной дамы!" Ты помнишь, брат, он был в капюшоне, лица его я не видел, а только слышал голос. Я хотел сказать ему это, расспросить, умолять его, как вдруг открылась дверь, и вошла женщина. "Что случилось, Реми? - спросила она, величественно останавливаясь на пороге. - Почему такой шум?" О брат, это была она, еще более прекрасная в затухающем блеске пожара, чем в лунном сиянье. Это была она, женщина, память о которой непрерывно терзала мое сердце. Услышав мое восклицание, слуга, в свою очередь, пристально посмотрел на меня. "Благодарю вас, сударь, - сказал он - еще раз благодарю, но вы сами видите - огонь потушен. Удалитесь, молю вас, удалитесь". - "Друг мой, - ответил я, - вы меня очень уж нелюбезно выпроваживаете". - "Сударыня, - сказал слуга, - это он". - "Да кто же?" - спросила она. "Молодой дворянин, которого мы встретили у перекрестка Жипесьен и который следовал за нами до улицы Ледигьер". Тогда она взглянула на меня, и по взгляду ее я понял, что она видит меня впервые. "Сударь, - молвила она, - умоляю вас, удалитесь!" Я колебался, я хотел говорить, просить, но слова не слетали с языка. Я стоял неподвижный, немой и только смотрел на нее. "Остерегитесь, сударь, - сказал слуга скорее печально, чем сурово, - вы заставите госпожу бежать во второй раз". - "О, не дай бог, - ответил я с поклоном, - но ведь я ничем не оскорбил вас, сударыня". Она не ответила. Бесчувственная, безмолвная, ледяная, она, словно и не слыша меня, отвернулась, и я увидел, как она постепенно исчезает, словно это двигался призрак. - И все? - спросил Жуаез. - Все. Слуга проводил меня до дверей, приговаривая: "Забудьте обо всем этом, ради господа Иисуса и девы Марии, умоляю вас, забудьте!" Я убежал, охватив голову руками, растерянный, ошалевший, недоумевающий - уж не сошел ли я действительно с ума? С той поры я каждый вечер хожу на эту улицу, и вот почему, когда мы вышли из ратуши, меня естественным образом повлекло в ту сторону. |
