- Но, клянусь папой, это она обезумела, - сказал Жуаез, - кому придет в
голову целовать камень и рыдать безо всякого повода?
- О, рыданья эти вызвала великая скорбь, а целовать камень заставила ее
глубокая любовь. Но кого же она любила? Кого оплакивала? За кого молилась?
- А ты не расспрашивал мужчину?
- Расспрашивал.
- Что он тебе ответил?
- Что она потеряла мужа.
- Да разве мужей так оплакивают? - сказал Жуаез. - Ну и ответ, черт
побери. И ты им удовлетворился?
- Пришлось: другого он мне дать не пожелал.
- Он сам этот человек, кто он?
- Нечто вроде живущего у нее слуги.
- А как его зовут?
- Он не захотел сказать.
- Молод?.. Стар?
- Лет двадцати восьми - тридцати.
- Ну ладно, а дальше?.. Она ведь не всю ночь напролет молилась и
плакала, правда?
- Нет. Перестав плакать, то есть истощив все свои слезы и устав
прижимать губы к каменной плите, она поднялась. Такая таинственная скорбь
осеняла эту женщину, что я, вместо того чтобы устремиться за ней, как
сделал бы в любом другом случае, отступил. Тогда-то она подошла ко мне,
вернее, пошла в мою сторону, ибо меня она даже не заметила. Лунный луч
озарил ее лицо, и оно показалось мне сияющим, необыкновенно прекрасным: на
него снова легла печать скорбной суровости. Ни трепета, ни содроганий, ни
слез - оставался только их влажный след. Одни глаза еще блестели.
Полуоткрытый рот вбирал в себя дыхание жизни, которое еще миг назад,
казалось, оставляло ее. Медленно, томно прошла она несколько шагов, как
люди, блуждающие во сне. Тот человек поспешил к ней и взял ее за руку, ибо
она, по-видимому, не сознавала, что ступает по земле. О брат, какая
пугающая красота и какая в ней была сверхчеловеческая сила! Ничего
подобного я на свете еще не видел: лишь иногда во сне, когда передо мною
раскрывалось небо, оттуда нисходили видения, подобные этой яви.
- Дальше, Анри, дальше? - спросил Анн, увлеченный помимо воли этим
рассказом, над которым он намеревался посмеяться.
- Рассказ мой сейчас кончится, брат. Слуга произнес шепотом несколько
слов, и она опустила покрывало. Наверно, он сказал ей, что здесь нахожусь
я, но она даже не взглянула в мою сторону. Она опустила покрывало, и
больше я не видел ее, брат. Мне почудилось, что все небо заволоклось и что
она не живое существо, а тень, выступившая из этих могил, которые, пока я
шел, безмолвно проплывали мимо меня, заросшие буйной травой.
Она вышла из садика, я последовал за ней. Слуга время от времени
оборачивался и мог меня видеть, ибо я не скрывался, как ни был потрясен.
Что поделаешь? Надо мной еще властны были прежние пошлые привычки, в
сердце еще оставалась закваска былой грубости.
- Что ты хочешь сказать, Анри? - спросил Анн. - Я тебя не понимаю.
Юноша улыбнулся.
- Я хочу сказать, брат, что провел бурную молодость, что мне часто
казалось, будто я полюбил, и что до этого мгновения я мог любой
приглянувшейся мне женщине предложить свою любовь. |