— Влезла в неприятности, а? — на его потном лице появилось некое подобие сочувственной улыбки. Он изо всех сил пытался натянуть обратно красные штаны, наверное, единственные в этом мире, куда он смог влезть. — Когда оказываешься в ситуации, вроде нашей с тобой, обычно, понимаешь, что направляешься прямиком в неприятности.

До этого момента, Тиффани считала, что подобные подонки — вроде её двоюродного брата Трумэна — должны жить в режиме отрицания самих себя. А, если не так, то как? Как унижать других людей, причинять им боль, если полностью осознаешь свои действия? Выходит, что можно, раз уж так живут существа, вроде этого свиноподобного охранника. Осознание столь простого объяснения всей её паршивой жизни шокировало Тиффани. Она не была, даже, уверена, что будет способна его принять.

Возле фонаря над стойкой летало три или четыре мотылька. Лампа перегорела, но, даже в горящей, смысла в ней не было — утренний свет прекрасно освещал трейлер. Мотыльки трепетали над ними, отбрасывая маленькие тени. Как они сюда залетели? И, кстати, как она тут оказалась? В кои-то веки, спустя несколько суровых лет, Тиффани, наконец, решила наладить свою жизнь. В 2006 она работала официанткой в бистро и получала неплохие чаевые. У неё была уютная двухкомнатная квартирка в Шарлоттсвиле, где на балконе она выращивала папоротники. Иногда, по выходным, она арендовала гнедую кобылу по кличке Молин, у которой была неплохая форма и легкий шаг, и отправлялась на ней в Шенандоа. И, вот, она сидит в трейлере каком-то Зажопинске, в Аппалачах и не направляется ни в какую ловушку. Она в неё уже попала. Впрочем, слово «ловушка» могло показаться преувеличением. Эта ситуация не лупит её, как обычно лупят неприятности, хотя, это, наверное, ещё хуже. Ты уже настолько глубоко погрузился в неё, что отрезаны все пути назад, ты, даже, не можешь…

Тиффани почувствовала удар и очутилась на полу. Бедро пульсировало от боли в том месте, где она ударилась о стойку.

Над ней возвышался Трумэн, в углу его рта торчала сигарета.

— Земля — упоротой шлюхе! — на нем были ковбойские сапоги и шорты, и больше ничего. Всё его тело казалось таким же твёрдым, как и обтянутые кожей рёбра.

— Земля — упоротой шлюхе! — повторил он и хлопнул в ладоши перед её лицом, будто она была провинившимся псом. — Оглохла? В дверь стучат!

Та часть Тиффани, что ещё была жива и иногда хотела причесаться или позвонить той женщине, Элейн, из службы планирования семьи, которая подбивала её подписаться на принудительную детоксикацию, считала, что Тру был, в равной степени, и конченным мудаком и научным феноменом. Тру был просто образцовым мудаком. Иногда Тиффани спрашивала себя: «Есть ли на свете больший мудак, чем Трумэн?» Поспорить с ним за это звание могли только двое, Дональд Трамп и каннибалы, да и те находились уж очень далеко. Список злодеяний Трумэна был огромным. Ещё будучи ребенком, он совал палец себе в задницу, а потом тыкал им в нос малышам. Позже он украл у матери драгоценности и антиквариат и заложил их. Подсадил Тиффани на мет, прямо в той самой уютной квартирке в Шарлоттсвиле. Его любимой шуткой было затушить сигарету о плечо, пока человек спал. Трумэн был насильником, но на это у него уже не было времени. Некоторым козлам просто очень везет. Его лицо заросло рыжевато-желтой бородой, а в выражении глаз и движении челюстей виднелся тот самый непримиримый беспокойный ребенок.

— На связь, блядина!

— Чего? — выдавила из себя Тиффани.

— Я сказал, дверь открой! Господи боже! — Трумэн замахнулся и она прикрыла голову руками. Из глаз потекли слёзы.

— Пошёл на хуй, — нерешительно бросила она.