— Привет, пап. Чо там в мире? Хорошие новости есть?

Клинт повернулся от окна и увидел, как на кухню прошел Джаред, на ходу застегивая рюкзак.

— Погоди… — он пролистнул пару страниц. Он не хотел, чтобы сын шел в школу с мыслями о нефтяных пятнах, ополченцах или раке. Ага, вот оно: — Физики считают, вселенная может расширяться бесконечно.

Джаред сунул руку в шкаф, вытащил батончик «Нутрибар» и сунул его в карман.

— Считаешь, это круто? Что это вообще значит-то?

Клинт отчетливо осознал, что его сын дурачится.

— Я видел, чем ты занимался, — говоря это, он коснулся века средним пальцем.

— Не надо стесняться, пап. У нас особые отношения. Всё останется между нами, — Джаред налил себе кофе. Он заварил себе очень крепко, Клинт делал так же, когда был молод.

Кофе-машина почти опустела, он открыл окно, сделал глоток и выглянул наружу.

— Ого. Уверен, что нужно оставлять маму наедине с Антоном?

Его сын стал уже совсем взрослым. Первым его словом было «Собака!», он произнес его так, что было очень похоже на «сувака». Он был очень жизнерадостным, добрым и любознательным ребенком, который вырос в жизнерадостного молодого человека, сохранившего детскую доброту и любознательность. Клинт гордился тем, что его сын рос в спокойном безопасном месте и мог быть самим собой. В жизни самого Клинта такого не было.

Некоторое время он обдумывал мысль дать сыну презервативы, но обсуждать этот вопрос с Лилой не хотелось, к тому же, он решил не торопиться. Он вообще не хотел об этом думать. Джаред настаивал, что они с Мэри просто друзья, может, так оно и было. Клинт замечал, как он смотрит на девушку, так смотрят на того, кого видят своим очень-очень близким другом.

— Рукопожатие Маленькой Лиги? — спросил Джаред, протягивая руки. — Помнишь ещё, надеюсь?

Клинт помнил. Ударить кулаками, захватить большими пальцами, тряхнуть, провести ладонями, затем дважды хлопнуть ими над головой. Несмотря на то, что они давно этого не делали, получилось идеально. Они рассмеялись. Утро стало ещё солнечнее.

Джаред ушел раньше, чем Клинт успел напомнить ему про мусор.

Ещё одна сторона старости: забываешь о том, что должен помнить и помнишь то, что должен забыть. Наверное, он всё-таки превращается в старого брюзгу. Нужно вышить это на подушке.

Джанет Сорли не имела нарушений дисциплины уже 60 дней, а это означало, что с 8 до 9 утра она могла посещать комнату отдыха. На самом деле, с 8 до 8:45, потому что шестичасовая смена в столярном цехе начиналась в 9. В цехе она занималась тем, что вдыхала через тонкую маску столярный лак и приколачивала ножки к табуреткам. За это она получала 3 доллара в час. Деньги поступали на её личный счет, который она сможет обналичить, когда выйдет (другие зэчки называли эти счета Бесплатной Парковкой, как в игре «Монополия»). Собранные Джанет табуретки продавались в тюремном магазине, что на Шоссе-17. Некоторые шли по 60 баксов, некоторые по 80, и, всё равно, расходились, как горячие пирожки. Джанет не знала, куда шли заработанные на продаже табуреток деньги, да и не хотела, особо, знать. А вот правом пользоваться комнатой отдыха ей нравилось. Здесь был большой телек, настольные игры и журналы. Были ещё автоматы со сладостями и газировками, которые работали за четвертаки, но у заключенных четвертаков отродясь не водилось. Любая наличность здесь — контрабанда. Да, это похоже на уловку-22, но, хотя бы, можно посмотреть. Плюс ко всему, комната отдыха служила одновременно и комнатой для свиданий, а опытные посетители, вроде её сына Бобби, всегда приносили мелочь.