Можно и не спрашивать. Первейший враг и злейший конкурент. Главные аптеки у них почти витрина в витрину расположены, не забудешь, даже если и хочется.

– И что же он хотел? – нахмурился Келер.

– Известно что, переманить к себе. Обещал много. Будь я девицей, после таких посул точно сдался бы. Да что вы как лимона объелись? В итоге я сижу с вами и готов обсуждать новые проекты.

– Как новые? Еще что то еще?

– Давайте есть слона по кусочку. Что у вас с производственными мощностями?

– Так посмотрите. Покажу, так сказать, свою гордость. Недавно открыли новый цех.

Благо дело, ходить далеко не надо – перешли через дорогу, вошли на фабрику. Что сказать? Во первых, Келера тут уважают, кланяются безостановочно. Во вторых, все оформлено в стиле «бедно, но чисто». Небольшие, деревянные цеха, отсутствие вентиляции, бесконечный «проходной двор».

Вот в этом закуточке клепают измерители давления, вон в том углу стрептоцид варят, а здесь у нас бриллиантовую зелень разливают по склянкам. И где в эту тесноту пихать технологический процесс по пенициллину? Не говоря уже об инсулине: там на одни склады с холодильниками вся имеющаяся площадь и пойдет. Но я кивал и улыбался, жал руки и отвечал на вопросы сотрудников. Говорил подобающие случаю вежливые слова и проявлял энтузиазм.

Но Келера на такие фокусы не купишь, он и сам улыбаться умеет, скорее всего, даже лучше меня.

– Не понравилось, Евгений Александрович?

– С точки зрения организации производства – всё хорошо, Роман Романович. Люди работают, склады забиты готовой продукцией. Но все мелковато уже выглядит для наших масштабов. Тут просто некуда расти. Брать площади в аренду – не выход. А ну как недоброжелатели вложатся материально, чтобы неустойку покрыть, и завтра договор расторгнут? Свое надо. Мы с вами пенициллин обсуждали, это производство куда? Предлагаю расширяться.

– Но ведь это... Время...

– Послушайте, если мы сейчас оформим землю, к примеру, в районе ипподрома, это не очень дорого получится. Оградить участок, поставить временный павильон, лишь бы перезимовать. Запустить производство там. А рядом уже ставить здание администрации, большое и красивое, чтобы там и приказчики, и юристы, и кто еще нужен. Рядом – лабораторный отдел, производственные корпуса.

– А деньги? Даже приблизительно если считать... – продолжал сомневаться Келер – Это же пара миллионов рублей!

– Какая выручка за прошлый квартал была только по стрептоциду?

– Шестьсот тысяч. Да, я вас понял, Евгений Александрович.

Понимаю – и хочется, и колется. Рисковать... А вдруг не пойдет? Или пойдет так, что придут и отнимут. Но с другой стороны, при успехе такой куш обломится, даже в самых смелых мечтах не представляемый...

– Два миллиона на фоне грядущего ажиотажа – сущие гроши. Зато и прибыль пополам.

– Евгений Александрович, а я вам верю. Согласен! Но сразу такую сумму...

– Не сразу. Оформляйте товарищество, закажем проект. Поговорите в банках насчет финансирования. Про землю я узнаю в ближайшее время.

И мы пожали руки в знак устной договоренности. Которая в это время ничуть не хуже письменной.

Пустошей между ипподромом и Ходынкой – неимоверное количество. Можно отгрызть кусок любых размеров. Даже больницу воткнуть на несколько сот коек чуть попозже. И поле для гольфа. Хотя я в него не играю, но вдруг захочется? Говорят, это единственный вид спорта, в который можно играть пожилым до самой смерти. Вот и проверю.

– Ладно, раз у нас дело сладилось, – сказал я, вставая. – Дам вам ориентир на ближайшее будущее. Чтобы работать хотелось еще больше. Расскажите мне, Роман Романович, о лечении сахарного диабета.