Писем я писать не умею совершенно. Почитаешь чьи нибудь – Пушкина, допустим, или Чехова, так сердце радуется и душа поет. А тут больше «его высочество велел кланяться» и выдавить ничего не могу. Хотя в разговорном, так сказать, жанре, проблем не испытываю. Обязательно укажу в завещании, чтобы в полном собрании сочинений напечатали только одно письмо – французскому посланнику.

– Ваше сиятельство! – в кабинет ворвался Моровский, протягивая обе руки, чтобы пожать мои. – Поздравляю! Мне ведь Должиков как сказал, я... Поверить не могу! Боже! Есть справедливость на свете! Кому как не вам? Ведь сами, своими руками, такую махину поднять! Эх! Давайте в честь этого события! У меня здесь... Да нет, это для посетителей, оставьте! Вот!!! – и Вацлав вытащил из за ряда книг умело замаскированную бутылку. – Извольте, «Мартель». Вы знаете, что у них используют специальную древесину дуба?

– Из гробов? Ладно, шучу, шучу. Наливайте уже, а про бочки после поговорим.

Мы молча выпили по рюмочке.

– А закусить? – встрепенулся Моровский. – У меня там такой сыр в леднике! Сейчас! – он вскочил, выглянул в приемную. – Егор Андреевич, голубчик, распорядитесь, чтобы нам порезали швейцарского, с верхней полки.

– Вот хотел узнать, – спросил я, когда Вацлав вернулся, – а что, собственно дает титул князя? Вы всё же эксперт в этой области.

– Вы знаете, – минутку подумав, изрек «граф», – а ничего. На какого нибудь мелкого чиновника или городового в провинции, конечно, воздействует, так ведь и ваш шестой класс, извините, тоже немалого стоит. Ну и будете теперь сиятельством. Если неправильно титуловать будут, можно вызвать на дуэль, если понадобится, – хохотнул он, вспомнив мои бретерские похождения. – Визитки надо развезти, но это можно поручить кому нибудь. Разве что самым самым лично, с загнутым уголком. И пир на весь мир, без этого никак.

– Пожалуй, с пиром это самое простое. Благодарю за консультацию.

***

Особо налегать на французский коньяк с швейцарским сыром я не стал. День в разгаре, а сделать можно еще много. И самое важно из всех дел – встреча с Келером. И я хотел с ним увидеться, потому что после Знаменки появилась новая идея. Инсулин – наше всё на ближайшее время, если не считать антибиотиков. Но работа нужна адова. И полагаться в этом деле на одного Антонова с полудюжиной лаборантов не стоит. Вспоминаем про миллион обезьян, в течение миллиона лет тарабанящих по клавиатуре. Расширяться надо. Вот пусть Роман Романович и поучаствует.

Должиков дозвонился и нашел моего партнера на месте. Я услышал, как он важным голосом произносит: «его сиятельство, князь Евгений Александрович желает встретиться с господином Келером». Вот же засранец! Кажется, работать у князя моему секретарю нравится гораздо больше, чем просто у Баталова. Впрочем, тайны из своего титула я делать не собираюсь. А сотрудники скоро привыкнут и перестанут его выпячивать.

Фармацевт встречал на пороге дома, как самого дорогого гостя. Собственно, я таковым и являюсь. На одном стрептоциде приподнялся, если не считать попутку. А сейчас... Монополию на пенициллин удастся держать пару тройку лет, и это принесет космические прибыли. А это он еще про инсулин не знает.

Мы прошли в кабинет, и нам тут же принесли какой то чай с улетным ароматом. Такого в будущем, увы, уже не будет. Сидишь возле чашки и думать ни о чем не хочется, только о желании отпить еще хоть малюсенький глоточек. Буду уезжать, выцыганю себе упаковочку. Спрячу и начну употреблять только сам, тщательно заперев дверь.

– Знаете, Роман Романович, а ко мне тут недавно подходил некто Феррейн, Владимир Карлович.