– Об отечестве думаете? – еще больше удивился Степан Карлович. – Что же... Похвально. Могу приступить к строительству в начале следующего года. Разумеется, потребуется аванс в размере двухсот тысяч, чтобы заказать металл и место на верфи.

– Какая же будет итоговая цена? – поинтересовался я, опять заглядывая в документы. – Из расчета ста двадцати тонн водоизмещения.

– С дизельными моторами я еще не работал, – развел руками инженер. – Они ведь, кажется, еще промышленно не производятся? Напишу в Германию. Надо будет все посчитать. Думаю, в полмиллиона рублей уложимся.

Только хвастал своим богатством Макарову и вот, получите и распишитесь. Любая стройка – начальный бюджет умножь на два. Миллион за лодку... Которая неизвестно, поплывет ли еще.

***

Только успел закончить с Джевецким и проветрить кабинет от табачного дыма – напыщенный слуга в ливрее с позументами вызвал меня на улицу. Там, перед домом, стояла роскошная карета с незнакомым мне гербом. Но явно не царским – его вензеля я теперь узнаю всегда. Внутри сидела дама в платье с золотым шитьем и с вуалеткой на лице. На всякий случай я изобразил поклон глубже обычного.

– Лейб медик Баталов? – спросила женщина, приоткрыв дверцу.

– Да. Чем обязан?

– Это вам!

Мне был выдан небольшой конверт, залитый сургучом. И тут же, без объяснений, дама постучала по передней стенке кареты и крикнула «Трогай».

Вернувшись в кабинет, я вскрыл конверт. И там было письмо от Лизы.

«Мой дорогой друг!

Как же давно я не получала от вас писем! Неужели вы забыли меня? Я каждый день просыпаюсь с мыслью о вас, вспоминаю наши прогулки под луной и разговоры до рассвета. Мне так хочется снова услышать ваш голос, ощутить тепло Вашей руки в своей ладони...»

Дальше Великая княгиня коротко, без деталей рассказывала о ребенке – здоров, активно набирает вес. Обещает мне внимательно следить за синяками – если таковые появятся на коже.

«...Очень прошу в ответном письме больше рассказать о той страшной болезни, который вы так напугали известную вам персону – мое сердце сжимается от страха за малютку Александра!»

Известная персона – это собственно, сам Великий князь, с которым у меня была беседа насчет гемофилии. Правда тоже без особых деталей – еще неизвестно, передался ли ген дальше в новом поколении, или моя здоровая наследственность взяла верх.

Письмо заканчивалось завуалированными признаниями в любви, правда в форме вопросов.

«...Но разве для любви есть преграды? Разве не связаны наши души навеки?»

В постскриптуме Лиза уже деловым образом сообщала мне, что переписку с ней можно вести через ее подругу – герцогиню Марию Павловну Мекленбург Шверинскую, которая бывает в Петербурге по разными делам. Теперь ясно, кто был моим сегодняшним «почтальоном».

Подписано письмо не было и тут тоже было все понятно. Конспирация – наше все.

***

Попытка набросать ответное послание не увенчалось успехом. О чем мне писать Лизе? О новом романе с Агнесс, в который я стремительно влетаю галопом? Глупо. О Ходынке? Лиза и так о ней знает.

Прямо, как Скарлетт О`Хара из «Унесенных ветром» я решил «подумать об этом завтра». У меня случился синдром прокрастинации – займусь ка делами клиники.

Прелесть должности самого большого начальника в том, что отчитываться не надо ни перед кем. На самом деле, это пункт второй. Первый гласит, что у хорошего руководителя работа организована так хорошо, что его отсутствие на результаты не влияет. Так вот, я – гениальный менеджер. Более полугода ценные указания письмами посылал, а денежки не просто шли, а Ниагарским водопадом текли.