– Всё сделаю, – кивнул стоящий в стороне Должиков.

Надо украсть его отсюда, сманю тройной зарплатой. Будет упираться – организую похищение.

***

Естественно, покоя мне не дали. Сначала подступился Винокуров старший. Он схватил меня за рукав и попытался куда то утащить. Но я не муха цокотуха, во мне килограммов чуть побольше.

– Александр Николаевич, уважаемый, понимаю, дело у вас важное и отлагательств не терпит. Но верите – я только с поезда, и мне ужасно хочется посетить ватерклозет. А после этого залезть в ванну и помыться. Так что следуйте в фарватере, а дома у меня всё расскажете.

– Извините, Евгений Александрович, – сказал Винокуров.

Но не смутился и не отстал. Так и дошел за мной до заветной двери на третьем этаже. Дверь оставили открытой: вещи заносили, да и не стали закрывать, зная, что я наверх поднимусь. Чужие здесь не ходят, а свои и подавно без приглашения не зайдут.

– Излагайте, – велел я, садясь за стол в своем кабинете.

Вот молодцы сотрудники – порядок поддерживают, нигде ни пылинки, все протерто до блеска. Чирикову премию выписать за образцовое ведение хозяйства.

– Вопрос деликатный, – начал Винокуров.

– Требует жениться? Беременна? Родственники угрожают?

– К кто? – удивился Александр Николаевич.

– Обычно так начинают рассказ о сложных личных обстоятельствах, вызванных пренебрежением вопроса предохранения от нежеланной беременности.

– Нет, что вы, – замахал руками Винокуров. – Не это. Я хотел просить способствовать смягчению наказания нашего товарища. Николай – очень талантливый медик, поверьте, это так. Он способен на гораздо большее, чем я. Я сейчас про Семашко...

– А по батюшке ваш Николай?..

– Александрович. Так вот, он был студентом медицинского факультета нашего университета, но его отчислили с четвертого курса без права восстановления и сослали под полицейский надзор на родину, в Орловскую губернию. Я знаю, у вас есть связи на самом верху – может быть вы поспособствуете?

Охренеть и не встать. Самый гениальный медицинский менеджер нашей, блин, страны. Пожалуй, и в мировой истории таких еще поискать надо. И вот вам – отчислен, сослан. Сколько же судеб ваши идиотские кружки сломали? Но что мне с ним делать? Недоучка, полицейский надзор. Даже если выторговать свободу, где гарантия, что юноша сдуру опять не сунется в это болото? Знаем, плавали. Собственно с братом Винокурова и плавали. Как же до них никак не дойдет, что про счастье народное громче всех кричат провокаторы и внедренные сотрудники. И у кого просить? Чем мотивировать? Одни вопросы.

– И кто поручится за благонадежность этого вашего Семашко? Я пока «нет» не говорю. Но сами понимаете, есть условия. Только при их соблюдении я соглашусь. Так что мне от вас пока нужны более точные сведения. И гарантии. Я шею за несомненно хорошего парня подставлять не собираюсь. Но помочь помогу. Для начала напишите ка ему письмо. Так мол и так, в Москве есть возможность пристроится в скорую помощь. Но под письменные гарантии не участия в радикальных кружках. Вопросы?

– Нет, Евгений Александрович. Спасибо, что не отказали.

Какое же облегчение! Я когда в ванну залез, даже застонал от удовольствия. Но не дали спокойно покайфовать. Робкое покашливание под дверью четко указало на присутствие секретаря.

– Давайте уж, Егор Андреевич, не торчите там. Откройте, чтобы я вас слышал. Если надолго, возьмите стул.

– Благодарю вас, я постою.

– Ну что там срочного и такого, что в корзину не выбросить никак?

– Завтра утром к десяти – Его Императорское высочество.