|
Чек кассиру отдал я и сказал, что у меня есть основания считать его фальшивым. Ничуть не бывало! Подпись оказалась подлинной. - Так-так! заметил мистер Аттерсон. - Я вижу, вы разделяете мой взгляд, сказал мистер Энфилд. Да, история скверная. Ведь этот молодчик был, несомненно, отпетый негодяй, а человек, подписавший чек, воплощение самой высокой порядочности, пользуется большой известностью и (что только ухудшает дело) принадлежит к так называемым филантропам. По-моему, тут кроется шантаж: честный человек платит огромные деньги, чтобы какие-то его юношеские шалости не стали достоянием гласности. "Дом шантажиста" вот как я называю теперь этот дом с дверью. Но даже и это, конечно, объясняет далеко не все! - Мистер Энфилд погрузился в задумчивость, из которой его вывел мистер Аттерсон, неожиданно спросив: - Но вам неизвестно, там ли живет человек, подписавший чек? - В таком-то доме? возразил мистер Энфилд. К тому же я прочел на чеке его адрес какая-то площадь. - И вы не наводили справок... о доме с дверью? осведомился мистер Аттерсон. - Нет. На мой взгляд, это было бы непорядочным. Я терпеть не могу расспросов: в наведении справок есть какой-то привкус Судного дня. Задать вопрос это словно столкнуть камень с горы: вы сидите себе спокойненько на ее вершине, а камень катится вниз, увлекает за собой другие камни; какой-нибудь безобидный старикашка, которого у вас и в мыслях не было, копается у себя в садике, и все это обрушивается на него, а семье приходится менять фамилию. Нет, сэр, у меня твердое правило: чем подозрительнее выглядит дело, тем меньше я задаю вопросов. - Превосходное правило, согласился нотариус. - Однако я занялся наблюдением за этим зданием, продолжал мистер Энфилд. Собственно говоря, его нельзя назвать жилым домом. Других дверей в нем нет, а этой, да и то лишь изредка, пользуется только наш молодчик. Во двор выходят три окна, но они расположены на втором этаже, а на первом этаже окон нет вовсе; окна эти всегда закрыты, но стекло в них протерто. Из трубы довольно часто идет дым, следовательно, в доме все-таки кто-то живет. Впрочем, подобное свидетельство нельзя считать неопровержимым, так как дома тут стоят столь тесно, что трудно сказать, где кончается одно здание и начинается другое. Некоторое время друзья шли молча. Первым заговорил мистер Аттерсон. - Энфилд, сказал он, это ваше правило превосходно. - Да, я и сам так считаю, ответил Энфилд. - Тем не менее, продолжал нотариус, мне все-таки хотедось бы задать вам один вопрос. Я хочу спросить, как звали человека, который наступил на упавшего ребенка. - Что же, сказал мистер Энфилд, не вижу причины, почему я должен это скрывать. Его фамилия Хайд. - Гм! отозвался мистер Аттерсон. А как он выглядит? - Его наружность трудно описать. Что-то в ней есть странное. |
