— Но проходит недолгое время, как эти благие настроения улетучиваются, причиной тому — Императрица, — сказал Соколов.

Джунковский поднял палец:

— Вот-вот, в этом всё дело. Александра Фёдоровна чистейший человек. Поэтому легко впала в заблуждение. Она уверена в благочестии Распутина. Ведь он в её присутствии ловко прикидывается святым.

Соколов поинтересовался:

— Государыню не убедили даже порнографические фото?

— А, эти сделанные скрытно? Целая дюжина — мы их приобщили к делу Распутина.

— Эти фото, по моим сведениям, появились на свет усердием Феликса Юсупова. Он всё устроил… Наш герой на этих фотографиях предстал в совершенно непотребном виде.

Джунковский вздохнул:

— Сейчас, граф, ты удивишься! Когда Императрица увидала фотографии, она рассердилась, вызвала меня и приказала: «Отыскать и наказать того негодяя, который выдаёт себя за старца и позирует в непристойном виде! Эти фото — фальшивки!»

Но главное — другое. Мне Государыня с громадной убеждённостью несколько раз говорила: «Молитвы Григория Ефимовича спасают и хранят наследника!» Она верит в чудодейственную силу Распутина, а на его похождения закрывает глаза. Государыня — мать, этим многое объясняется.

— Неужели это правда относительно их… амурных отношений? — полюбопытствовал Соколов.

— Это ложь, распространяемая великосветскими сплетниками, шпионами и революционерами. Но что касается поисков пропавшей Эмилии, Распутин действует на пользу дела. Пусть ищет. И ты ему помогай, Аполлинарий Николаевич! Уверен, скоро нам дашь ответ: с кем нынче красавица делит альков? Задержи и допроси её построже.

Соколов улыбнулся:

— Как в разбойничьем приказе — с висением на дыбе и выкручиванием суставов, с поглаживанием горящим веником промежного места? Тогда возьмёт на себя все преступления со дня сотворения мира.

Друзья отдыхали душой и телом. Кухня в «Вене» была прекрасной, лакеи услужливы, тем для разговоров — множество.

Джунковский произнёс:

— Руководитель отряда филёров — твой давний знакомец Гусаков. Ему дано указание: ежедневно оповещать тебя, сдавать рапортички наблюдений. И дружно работай с начальником московской охранки Мартыновым.

— О, это истинное наказание! — Соколов состроил гримасу.

— Забудь былые распри. Мне тоже не нравится этот выскочка, но служба — превыше всего. Кстати, я подготовил приказ о твоём зачислении в Московское охранное отделение. Ну, друг любезный, давай выпьем за твои успехи на новом поприще. — Вдруг рассмеялся: — Ведь это я дал указание медицинской комиссии: «Полковнику Соколову запретить возвращение на фронт!»

Соколов удивлённо вытаращился на приятеля:

— Во-от как?

— Ты со своей неумеренной удалью на фронте голову вряд ли сносишь.

— Это неизвестно! Смелого пуля боится…

— А бережёного Бог бережёт. Сейчас в тылу обстановка не менее горячая, чем на передовой. Ты вот недоумеваешь: зачем, мол, тебя Государь вызвал? Уверен, не для того, чтобы чаем напоить. Стало быть, нужен ты тут, в тылу. И на меня не дуйся.

Вдруг появился поручик-шофёр, встретивший Соколова. Он поклонился Джунковскому, а гению сыска протянул конверт:

— Пакет от Императрицы, только что доставил нарочный!

Соколов вынул лист бумаги. На немецком языке было написано: «Милый Аполлинарий Николаевич, я своё авто отправила по делам Красного Креста. Если Вас не затруднит, заезжайте за мной в пять часов в Зимний дворец, я буду в госпитале.