Дитрих покраснел от досады и утупил взор в блюдо с устрицами.

Распутин повернулся к Соколову:

— Чего не пьёшь?

— Тебя заслушался.

— Сейчас, как в мирное время, опять только о тебе, граф, разговоров. Герой! Что для разгону — шампанского? Или сразу водочку под селёдочку? Эй, Судаков, потрафи!

Сам героический граф Соколов тебе, дураку, честь сделал — пожаловал. Граф, пей да людей бей!

Ресторатор Судаков с привычной ласковостью улыбнулся.

— Гулять вам, господа, да не устать! — Кивнул лакеям. — Ну, орлы, одна нога тут, другая на кухне! — Это была ресторанная присказка. — Вам, Аполлинарий Николаевич, на второе горячее, как всегда, фаршированную икрой и крабами паровую стерлядку? А на горячую закуску желаете розовый лосось в раковине? Можно и крабы запечённые. А ещё рекомендую-с крокеты из домашней птицы с мадерой под белым соусом…

Соколов махнул рукой.

— Неси, неси! — Перевёл вопросительный взгляд на Распутина: — Ты, Гриша, для какой нужды меня позвал?

— Ох, граф, дело такое обидное, что и не знаю, как высказать. Одно слово: гром-то не из тучи гремит!

Лакеи поставили холодную закуску: ведёрко чёрной икры — зёрнышко к зёрнышку, янтарную малосольную лосось, крепкие шляпки солёных белых грибов, свежую редиску в сметане, неженские крошечные огурчики.

— Судаков, я предпочитаю мадерой восхищаться. Прикажи, чтобы наилучшую предоставили, — Распутин строго погрозил пальцем.

Ресторатор угодливо ощерился, скороговоркой забормотал:

— Это, святой отец, нам известно доподлинно! Вот отличная, виноградников Царской Дачи. А из этой бутылочки замшелой нашему Алексею Максимовичу французское «Марго» 1858 года урожая-с.

Ресторатор умолчал, что эта замшелость стоила дороже тройки крестьянских лошадей.

Горький пригубил, прикрыл веки, сладострастно почмокал губами:

— Восторг души! Аполлинарий Николаевич, почему вы красное вино не пьёте? Вот «Марго» — изумительно густое, душистое, букет божественный!

— Мне не по средствам! — отшутился сыщик.

Заметим, что знаменитый пролетарский писатель употреблял исключительно красные французские вина и только хороших урожаев.

Горький вдруг поднялся во весь долгий рост, задумчиво почесал утиный нос в веснушках, широкими ноздрями втянул воздух и, покашливая, заокал.

Война это испытание тяжёлое, она собирает богатый урожай на своих кровавых полях. Бездарные правители погнали русских людей в огненное пекло, откуда многим возврата нет. И тем более я рад снова сидеть за одним столом с доблестным защитником Отечества графом Соколовым. Позвольте, Аполлинарий Николаевич, забыть былые споры и выпить за ваши ратные подвиги.

Соколов решительно возразил:

Да простит меня Алексей Максимович, давайте выпьем за великого и бесстрашного русского воина, за нашу грядущую победу!

Горький отчаянно замахал рукой:

Когда безнадёжно заболел какой член, этот член безо всякой жалости ампутируют. Вы уверены, что лучшее для России — победа и укрепление гнилого самодержавия? Я думаю, спасительное поражение. Нет, не стоит лечить отживший самодержавный строй, Горький решительно взмахнул рукой, стукнул ребром ладони по столу, так что бокалы подпрыгнули. — Отсечь его к чёртовой матери, и делу конец. Долой сытое мещанское благополучие! Огнём и мечом выжечь его…

Распутин укоризненно покачал головой:

— Война и революция — дела самые богопротивные! Надо страсти укрощать, а не разжигать злобу промеж народами или сословиями.