Дженкинс выключил приемник и, как в тумане, побрел к большому окну. Голос диктора был слишком слащав и нарочито бодр. «Только опасный кризис,

– думал он, – мог поднять членов комиссии с постели в это время, чтобы передать такое сообщение».

Сити‑шок уже поразил Мандат.

Наверное, передатчик Бранда еще может помочь, но его собственная жизнь уже иссякала. Он открыл окно, выходящее на роскошную лужайку, и вздохнул бодрящий воздух Тора.

Смерть еще не пустила ростки, он чувствовал себя здоровым. Его тело было крепким и упругим. Пока еще не появились боли в горле. Но время текло, как песок сквозь пальцы, а он все еще не нашел способ переправить на Фридонию восемьдесят тонн кондюллоя.

Маленький космодром нависал над неосвещенной лужайкой, гордый нос «Адониса» вырисовывался на фоне великолепных Магеллановых облаков. Он побрел туда в тени золотых вязов. Вдруг тихий голос остановил его.

– Пожалуйста, сеньор…

Обернувшись, Ник увидел темнокожего слугу, Амадора, прямо за спиной.

– Здесь опасно для жизни. – Он смущенно улыбнулся. – Наш добрый хозяин огорчится, если мы допустим, чтобы вы погибли.

– Погиб? – прошептал Дженкинс. – Почему?

– Здесь защитные сооружения. Да, – Амадор пожал плечами. – Чтобы бандиты не проникли во дворец. Кофе подан на восточной террасе, и мисс Хардин приглашает вас позавтракать с ней.

За спиной Амадора Дженкинс увидел еще одного темнокожего маленького человечка с автоматом, расхаживавшего взад‑вперед под сверкающей яхтой. Мартин Бранд знал, как охранять кондюллой. Покорившись, Ник последовал за Амадором на восточную террасу. Джей Хардин сидела за маленьким столиком и улыбалась холодному свету звезд.

– Доброе утро, Ник.

В ее голосе не звучало уже отчуждения. Она поднялась и подошла к нему, пока слуга разливал кофе. Показав на огромные цепи гор и усыпанное бриллиантами звезд ночное небо, она сказала:

– Великолепно, не правда ли?

Дженкинс молча кивнул, подсаживаясь к столику.

– Ник, мне плохо спалось, – призналась она, когда слуга отошел в сторону. Ее голос звучал тихо и неуверенно. – Я думала о вчерашнем. Извини, если я не проявила сочувствия.

– Это имеет значение?

– Думаю, да. – Она помолчала, вглядываясь в его лицо при серебряном свете. – Я не знаю, как сказать это, но у людей могут быть разные взгляды, и все‑таки остаются друзьями. Я понимаю, что стремление усмирить сити очень важно для тебя, мне же это всегда казалось безумием. Я восхищаюсь тем, что ты хочешь вернуться на Фридонию, хотя в глубине души считаю, что ты просто напрасно тратишь силы. Я… я просто хотела, чтобы ты это знал, Ник.

Дженкинс сидел, помешивая кофе. Волнение на ее лице болью отозвалось в нем: он вспомнил о неминуемой смерти. Но она приехала сюда, чтобы помочь в осуществлении плана слияния. Если Мартин в действительности был безжалостным финансовым пиратом, каким казался, то она была его сообщницей. Он спокойно спросил:

– Ты не считаешь, что покорение сити стоит человеческой жизни?

Девушка оперлась локтями на столик. Ее овальное в мягком свете звезд лицо было красивым и серьезным.

– Я боюсь сити, Ник.

– И я тоже, – сказал Дженкинс. – Но я хочу, чтобы человек покорил ее.

– Покоренной сити я боюсь еще больше, – прошептала, она. – Это опасней, чем дрейфующая порода.

– Этого не может быть!

Она нахмурилась, подбирая слова.

– Физическая энергия порождает экономическую, – ее голос звучал очень серьезно.