Нет, это не выбор. Ведь первой признать мою теорию — к вящей и вечной славе церкви! Аристотелева система ложна, а моя истинна!
КАРДИНАЛ БЕЛЛАРМИНО. Сын мой, истина — это философская фикция. Я могу доказать, что любое утверждение может быть и истинным, и ложным… в зависимости от того, что лучше отвечает интересам нашей святой матери-церкви.
ГАЛИЛЕЙ. Ваше высокопреосвященство знает, как я ценю глубину ваших теологических познаний.
КАРДИНАЛ БЕЛЛАРМИНО. Когда дело касается спасения души, церковь учит: абсолютной истины нет. Утверждение верно в той мере, в какой оно приносит благо. И неверно, когда причиняет зло. Как бы то ни было, отцы церкви завещали нам Аристотелеву систему. Менять ее — значит ввергнуть мир в хаос. Поэтому — никаких перемен. (Милостиво и участливо). Итак, ты выслушал предупреждение. Готов ли ты подчиниться и отказаться от своего мнения, сын мой?
ГАЛИЛЕЙ (тихо, с трудом выдавливая слова). Я подчинюсь.
КАРДИНАЛ БЕЛЛАРМИНО. Я удовлетворен. Иначе пришлось бы обратиться к обычной процедуре… Разбирательство, заключение…
ГАЛИЛЕЙ. Кардинал! Спасение моей души — серьезное дело. Я приехал в Рим с двоякой целью. Просить об одобрении моих научных взглядов и защитить свое доброе имя католика. У меня и помысла о неповиновении не возникало.
КАРДИНАЛ БЕЛЛАРМИНО. Я удовлетворен, сын мой. Право, мне было бы горько прибегнуть к строгим мерам. Ты стал дорог мне. (Осторожно). Галилей, твои враги распускают ложные слухи. Будто тебя преследует Святая служба, тебя вынуждают отречься от твоих взглядов.
ГАЛИЛЕЙ (встревоженно). О чем вы говорите?
КАРДИНАЛ БЕЛЛАРМИНО. Надо оградить твои права и избежать недоразумений. С этой целью я вручаю тебе меморандум. Тут сказано, что ты можешь делать и чего не должен. Храни его, Галилей, он может пригодиться тебе в будущем.
<sup>Передает бумагу.</sup>
ГАЛИЛЕЙ. Я сохраню это.
КАРДИНАЛ БЕЛЛАРМИНО. И помни: ты католик, и потому твое право высказывать собственное мнение ограничено. Этот документ четко определяет ограничение. Но в его рамках ты совершенно свободен.
ГАЛИЛЕЙ (быстро просмотрев бумагу, с надеждой). Теория Коперника как гипотеза и как факт… В документе проводится различие, верно я понял?
КАРДИНАЛ БЕЛЛАРМИНО. Разумеется. В этом пункте нет проблемы.
ГАЛИЛЕЙ. Значит, я могу развивать коперниковскую теорию как предположение, как научную гипотезу?
<sup><sub>Питер Кейпел (Галилей), Пол Мэнн. </sub></sup>
<sup><sub>Театр «Нью стейджес», Нью-Йорк, США, 1947.</sub></sup>
КАРДИНАЛ БЕЛЛАРМИНО. В пределах благоразумия.
ГАЛИЛЕЙ. Кардинал Беллармино, могу ли я спросить вас?.. Это разграничение гипотезы и факта. Почему церковь разрешает первое и запрещает второе?
КАРДИНАЛ БЕЛЛАРМИНО. Если считать коперниковскую систему фактом, то об этом узнают все. Начнутся толки, споры. Это повредит церкви. Если же считать ее гипотезой — кому это интересно? Нескольким ученым? Они будут пользоваться ею для математических выкладок — и только. А народу эти фокусы с небесами ни к чему. Темная штучка для забавы грамотеев.
ГАЛИЛЕЙ. Фокусы… Церковь в самом деле разрешает мне развивать мою теорию в качестве гипотезы?
КАРДИНАЛ БЕЛЛАРМИНО. В качестве гипотезы — да, разрешает. Церковь позволяет математикам и исследователям пользоваться интеллектуальным инструментом.
ГАЛИЛЕЙ. Позвольте еще один вопрос… прежде чем ваше высокопреосвященство покинет меня.
КАРДИНАЛ БЕЛЛАРМИНО. Конечно, сын мой.
ГАЛИЛЕЙ. Владыка, вы говорили о народе. Вы убеждены, что народ не способен вынести правду?
КАРДИНАЛ БЕЛЛАРМИНО. Я всем сердцем убежден в этом. Мы должны до поры охранять народ от новых идей. |