ПАПА (ледяным тоном). Оставим в покое эстетические соображения. Как верховный цензор — вы давали дозволение на печатание этой книги?

РИККАРДИ. Давал.

ПАПА. Каким образом вы дали такое дозволение?

РИККАРДИ. Галилей выполнил все наши указания. Он добавил предисловие, которое мы предложили. Мы сами изменили много мест в тексте. Ну, и после этого мы, естественно, разрешили ему печатать книгу.

КАРЛО. Значит, он выполнил все ваши указания?

РИККАРДИ. Все без исключения.

КАРЛО. Он пошел на уступки и тем самым усугубил наши трудности.

РИККАРДИ. Ваше святейшество, что его превосходительство хочет этим сказать?

ПАПА. Он хочет сказать, что книга наносит вред вере. Он хочет сказать, что Галилей подрывает авторитет церкви. Книга угрожает религии.

РИККАРДИ. Ваше святейшество!..

ПАПА. В ней речь идет не о математике. Там говорится о вере и разуме.

РИККАРДИ. Я прочитал ее по меньшей мере десять раз. Я ничего не понимаю.

ПАПА. Можете идти. Что касается вас, Чамполи, я отправлю вас в отдаленную провинцию. Вы проведете там остаток дней и сможете поразмышлять над тем, что натворили. Погодите, Риккарди!

^{Риккарди, собиравшийся было идти, приближается к папе.}

Пошлите приказ инквизитору Флоренции изъять книгу из книжной лавки Ландини. До последнего экземпляра! Это будет ваш последний официальный акт.

^{Риккарди ошеломлен. Он и Чамполи уходят.}

ФРАНЧЕСКО. Дядя, церковь должна быть родным домом для человека, а не холодным застенком для его духа.

ПАПА. Дело сделано.

ФРАНЧЕСКО. Горе Христовой Церкви! Мы отторгаем людей от бога. (Быстро уходит).

КАРЛО. Мне очень жаль, что мой сын доставляет столько огорчений. Когда он только научится понимать, что такое необходимость?

^{Уходит. К папе приближается отец Фиренцуола, который все это время оставался незамеченным в тени.}

ПАПА. А, вы еще здесь, отец Фиренцуола?

ФИРЕНЦУОЛА. Ваше святейшество, судя по всему, Святая инквизиция вскоре начнет процесс против весьма уважаемой персоны. Я питаю глубокое уважение к нынешнему Генеральному комиссарию инквизиции. Он соответствует должности во всех отношениях… кроме одного. Но оно, ваше святейшество, может оказаться решающим.

ПАПА. И что же это такое?

ФИРЕНЦУОЛА. Это касается нажима. Искусства нажима.

ПАПА. Продолжайте.

ФИРЕНЦУОЛА. Эта персона, которая скоро предстанет перед судом инквизиции, говорят, любит природу. Постоянно ссылается на нее. Позвольте мне тоже привести естественный пример.

^{Папа кивает.}

Лягушку бросают в котел с кипящей водой. Она барахтается, бьется, может даже выпрыгнуть и ускакать прочь. На зрителей летят брызги, всеобщий переполох. Другую лягушку опускают в котел с холодной водой. Она умиротворенно перебирает лапками. Воду начинают нагревать. Медленно, очень медленно увеличивается жар. Вода закипает, но лягушка не шелохнется… Она уже ничего не чувствует. И спокойно умирает. Грубый ремесленник и тонкий художник достигают того же самого, но — по-разному. Так вот я — художник! (Во время монолога он почти вплотную приблизился к папе. А теперь отстраняется). Должен ли я продолжать?

ПАПА. Продолжайте.

ФИРЕНЦУОЛА. Понимание природы давления… как применить нажим… когда, в какой степени… Всей тончайшей техникой этого искусства можно овладеть, лишь глубоко изучив движения человеческой психики. Понять сплав боязни и мужества, надежды и отчаяния… сделать так, чтобы страх, проникая до мозга костей, одолел разум… Я чрезвычайно усиленно занимался этим предметом, ваше святейшество.