После брейзахского разгрома Эйтельфриц действительно обвинил Шалька в дезертирстве и потащил на виселицу. Шутка сказать: один из всего расчета остался в живых. Заливаясь слезами, висел Шальк на руках графских телохранителей, оплакивая свою молодую жизнь и вечную разлуку с ненаглядной Меткой Шлюхой. И вдруг вывернулся и бросился бежать во двор, где еще раньше приметил разбитый пушечный ствол.

    Как к возлюбленной, метнулся Шальк к тяжелому стволу. Пал на него, обхватив обеими руками.

    Эйтельфриц позеленел от досады - едва не проглотил собственный берет, который в ярости грыз зубами, собираясь вынести приговор мерзавцу-пушкарю. С досады плюнул себе под ноги.

    Даже самые злостные дезертиры из проклятого племени артиллеристов пользовались правом убежища возле своей пушки. Вместо алтаря им все эти Метки Шлюхи и Безумные Маргариты.

    Эйтельфриц вышел во двор, не спеша обошел пушку кругом. Шальк продолжал лежать плашмя, прижимаясь всем телом к стволу. Из-под густой пряди, упавшей на глаза, поглядывал за Эйтельфрицем - что еще надумает сумасшедший военачальник.

    А Эйтельфриц все ходил вокруг, как кот вокруг мышеловки, все раздумывал, сунуть ли лапу, не прищемит ли и его.

    -  Уморить бы тебя, подлеца, голодом на этой железке, да некогда, - гласил оправдательный приговор Эйтельфрица.

    И Шальк улыбнулся.

    На всякий случай дождался ночи и только тогда, с опаской, отошел от Меткой Шлюхи.

    Осторожно выбрался из расположения Эйтельфрица и со всех ног припустил бежать в темную ночь, примечая по колесному следу, куда двинулся обоз Агильберта.

    От Эйтельфрица Шальк получал десять гульденов в месяц, о чем в первый же день сообщил Агильберту.

    Тот предложил четыре.

    -  Сука, - сказал Шальк своему новому командиру, - дай хотя бы восемь.

    -  Жадность задушит тебя, Шальк, - сказал Агильберт. - Правду говорят об артиллеристах, что свои деньги рядом с ихними не клади.

    Шальк заинтересовался.

    -  Это почему еще?

    -  Пожрут, - ответил капитан. - Хрум-хрум - и нет солдатских денежек.

    Шальк призадумался, потом улыбнулся, покачал головой.

    -  Загибаешь, - сказал он. - Я слышал эту историю. Она не про артиллеристов вовсе, а про тех, кто дает деньги в рост.

    -  Какая разница? - Агильберт пожал плечами и встал, давая Шальку понять, что разговор окончен. - Все равно больше четырех не получишь.

    -  А Мартину, Радульфу и Геварду платишь восемь, - крикнул Шальк ему в спину. Капитан даже не обернулся. Шальк выругался и тут же забыл о своей неудаче.

    Так появился в отряде Шальк.

    Дожди зарядили надолго. День сменялся днем, деревня сменялась деревней. Как в ярмарочном вертепе, мелькали перед глазами лесистые горы, крестьянские дома, островерхие церкви, замки мелких землевладельцев, ощетинившиеся башнями. При виде солдат крестьяне бросали работу и бежали куда глаза глядят.

    Народ в этих краях простоватый и работящий, на солдат глядит в смятении, со страхом, как глядел бы на чертей, вздумай те строем выйти из ада и промаршировать по их пашням. Сколько таких отрядов прошло через эти деревни - бог весть. И вряд ли скоро конец войне и грабежу.