– Привет, – сказал Энди – просто воплощение чистоты в новых джинсах и снежно‑белой бэдэшной футболке. Явно только что из душа – волосы влажные, не успел высушить под феном. – По‑моему, ты реагируешь неадекватно.

Он глядел ей прямо в лицо, белки карих глаз чистотой не уступали фуфайке. Поразительная сила воли. Весь в отца, никаких сомнений.

– Брось! Ты ведь нас остановила, правда? Причем отметь, ты тоже не осталась в стороне, так что давай не будем строить из себя… – Он глубоко вздохнул, посмотрел на нее. – Послушай, мы оба нанюхались танниса, оба пили коктейль…

Энди повернул ладони кверху, пожал плечами.

– Из кубков от «Тиффани», – сказала она. На его лице отразилось недоумение. Очень убедительное.

Розмари указала на рекламный листок. А он все прикидывался дурачком. Посмотрел на листок, посмотрел на нее – ни дать ни взять растерянный Иисус.

– Энди, – сказала она, – опять бутик. Чаша для пунша, кубки, браслеты, часы, зажигалки…

Он хлопнул себя по лбу, закрыл глаза. Прошептал:

– А‑а, твою растак…

Убедительно. И впрямь поверишь, что он – ни сном ни духом.

Розмари подошла к сыну, положила ладони на снежно‑белые плечи. И сжала изо всех сил, так крепко, что ему не пришлось изображать удивление, – он схватил ее за запястья, брови полезли на лоб.

– Посмотри мне в глаза. Только, пожалуйста, настоящими глазами. И скажи, что твоя секта, или Ковен, или круг избранных… что вы не убивали Джуди.

Они держали друг друга, он ее – за запястья, она его – за плечи. Его глаза становились тигриными.

Она смотрела в черные щелки зрачков.

– Ну, говори же: «Нет, мама, они этого не делали, об этом позаботились пятеро из „Бригады“. Давай, гни свою линию.

Тигриные глаза не моргали. Губы были плотно сжаты.

– Ну же, – настаивала Розмари, крепко сжимая его плечи. – Скажи, и мы сразу перейдем к делу. – Она кивнула в сторону спальни.

Он оторвал от себя ее руки.

– Да, это сделали они. Но идея была не моя. Я себе не хозяин, у меня есть спонсоры. И тебе это известно. Ты когда‑нибудь задумывалась, сколько денег вбухали в Зажжение? Забудь о фабриках, о сбыте, подумай хотя бы о рекламе и эфирном времени, о том, сколько понадобилось труда и средств, чтобы нас увидел каждый. Каждый! – Его глаза оставались тигриными. – Мы говорим о дикарях банту на Серенгете! О пастухах Монголии! О местах, где нам пришлось проложить дороги – иначе было не завести генераторы, – чтобы тамошние жители впервые в жизни посмотрели телевизор! Миллиарды долларов! Миллиарды! – Он перевел дух. – И те, кто за всем этим стоит, не желают зря рисковать.

– Энди, мир очень сильно изменился, но с каких это пор ангелы ведут шоу? Ты и продюсер, ты и актер, ты и…

Он хохотнул:

– Мама, мои ангелы – не ангелы. – Энди сглотнул. – Они бизнесмены. При всем своем альтруизме они очень упрямы, когда речь идет о защите капиталовложений. Послушай меня! Что случилось, то случилось. – Он шагнул к ней, блеснул тигриными глазами. – Как мне теперь быть? В машине меня действительно тошнило, я не притворялся. И никто никому не приказывал обставить все именно так, это Диана придумала. Она не в своем уме, шуточное ли дело – тридцать пять лет в гильдии театральных критиков? Для нее весь мир – театр. Из Крейга она веревки вьет, он гавкает, а остальные подчиняются.

– И все‑таки главный приказ отдал ты, – сказала Розмари. – Это благодаря тебе они на такое способны.