— И вы думаете, что этот человек был невиновен?

— Я в этом уверен.

— У вас есть доказательства?

— Да — косвенные.

— Косвенные доказательства?… — повторила мистрисс Дик-Торн. — Достаточно ли этого? По всей вероятности, против него существовали доказательства прямые, так как его осудили присяжные, которые судят по совести.

— Я не осуждаю ни присяжных, ни судей, — ответил Анри.

— Так будьте же логичны, мой дорогой адвокат. Если присяжные были правы, то, следовательно, казнили виновного.

— Он казался виновным, какая-то роковая судьба преследовала его.

Клодия громко засмеялась.

— Судьба!… — вскричала она. — Громкое слово и ничего больше. Судьба неуловима.

— Пожалуй, но в этом случае нельзя сказать того же про ее презренные орудия.

Мистрисс Дик-Торн слегка вздрогнула.

— О ком вы говорите?

— О тех людях, которые были заинтересованы в смерти доктора из Брюнуа.

— Это только ваше предположение?…

— Нет, мое твердое убеждение, результат изучения процесса, окруженного странной таинственностью, которая теперь, вероятно, еще более непроницаема.

— Сколько лет прошло?

— Двадцать.

— Это целая вечность. Допустив, что он невиновен, истинные преступники, по всей вероятности, уже умерли?

— Может быть, но этого нельзя сказать утвердительно. Предположим, что семейство Поля Леруа не вымерло и потребует у суда пересмотра процесса, основываясь на тех указаниях, которые я ему доставлю, и я уверен, что при помощи нового следствия можно было бы доказать невиновность казненного…

— Это не вернуло бы ему головы…

— Нет, но, по крайней мере, оправдало бы его память.

— Но настоящие преступники спасутся от наказания, так как истек срок давности.

— Да, но они не спасутся от позора и бесчестья, а это так же наказание.

— Я понимаю, что дело может привлекать вас, но, мне кажется, трудно довести его до конца.

Клодия, произнося последние слова с самым равнодушным видом, понимала, что следует прекратить опасный разговор, каждое слово которого заставляло ее внутренне вздрагивать. Она спокойно встала с кресла и пошла приказать подать закуски.

«Я ошибался, — подумал Анри. — Обморок этой женщины не скрывал ничего подозрительного».

«Какая ужасная проницательность, — думала мистрисс Дик-Торн. — К счастью, Анри де Латур-Водье, став мужем моей дочери, будет безопасен».

Вскоре после полуночи многие из гостей стали прощаться, и приемный сын сенатора был в их числе.

Стыдясь своих несправедливых подозрений, он был очень любезен с хозяйкой дома и Оливией, сердце которой билось сильнее в его присутствии, и, прощаясь с ними, обещал вскоре прийти опять.

Анри не велел кучеру приезжать за собой, думая, что тут недалеко до станции железной дороги, где всегда можно найти экипаж. Выйдя из дома, он пошел по улице Берлин по направлению к Амстердамской.

В ту минуту, как он поворачивал за угол, несколько пьяных шли к заставе, распевая во все горло, держась за руки и занимая весь тротуар. Чтобы не столкнуться с ними, Анри вошел под ворота и заметил, что наступил на что-то мягкое и упругое. Он наклонился поднять эту вещь.

То был бумажник из русской кожи.

«Если в бумажнике есть деньги или документы, — подумал адвокат, — то завтра я отнесу его в полицейскую префектуру».

Он подошел к фонарю, развернул свою находку и осмотрел все отделения.