— И даст показания?

— Он поклялся!…

— Этот человек двадцать лет назад был отравлен мистрисс Дик-Торн? — продолжал Анри.

— Это несомненно. Ужасная женщина и негодяй, которого зовут Фредериком Бераром, хотели отделаться от сообщника. Его нашли умирающим и отправили в госпиталь, забрав ребенка, которого он пощадил.

— Ребенка, которого нес доктор из Брюнуа?

— Да.

— Или я сильно ошибаюсь, или мотивом преступления был этот ребенок. Его хотели устранить, поэтому убили доктора…

— Это вероятно, — сказал Этьен.

— Жан Жеди не знал имен злодеев, нанявших его?

— Нет, он знал их только в лицо.

— Все связывается одно с другим, — сказал Анри. — Каким образом Фредерик Берар мог узнать, что Рене Мулен приехал в Париж с письмом — я не знаю. Но очевидно, что с этого начинается мрачная интрига, результатом которой был арест Рене, кража письма, похищение мадемуазель Леруа и убийство Жана Жеди.

Механик вынул из кармана маленький сверток и передал адвокату.

— Вот письмо, которое положили мне в конверт вместо черновика мистрисс Дик-Торн. Вот записка, найденная в кармане пальто мнимого кучера, управлявшего фиакром, везшим Берту. Почерк тот же. Вот письмо, подписанное моим именем для того, чтобы завлечь Жана Жеди в западню. Почерк опять-таки тот же. Наконец, вот записка, которую убийцы оставили у Жана, чтобы заставить предположить самоубийство.

— Это ужасно! — воскликнул Анри, рассматривая поданные ему бумаги. — С какой дьявольской ловкостью все было устроено! И, — продолжал он, — полиция, действовавшая по жалобе Пьера Лорио, не могла найти следов похитителей фиакра номер 13. Вы знаете адрес Фредерика Берара?

— Да, Жан Жеди следил за ним, — он живет на улице По-де-Фер-Сен-Марсель.

— А другой, которого мадемуазель Берта видела на Королевской площади и в сгоревшем доме с Фредериком Бераром, — кто он?

— Еще неизвестен, но дядя доктора говорит, что знает дом на улице Пон-Луи-Филипп, в который возил его в обществе Фредерика Берара, который, со своей стороны, часто по ночам приезжал сюда, в этот квартал. Господину Лорио даже казалось, что он входил в сад этого павильона. Но, по всей вероятности, он ошибся, и тот входил в соседний дом.

Анри де Латур-Водье задумался.

— Странно, — сказал он, — соседний дом необитаем. Он принадлежал маркизу де Серне, который умер два года назад, и наследники хотят продать его. Это надо разъяснить. Еще одно: кроме неподписанного письма, которое вы передали мне, у вас нет никаких письменных доказательств против Фредерика Берара и мистрисс Дик-Торн?

— Никаких, — ответил Рене, — между тем мы должны были иметь эти доказательства, так как бумажник, украденный Жаном Жеди на улице Берлин, кроме денег, содержал компрометирующие бумаги.

— Вы в этом уверены?

— Да, уверен. Когда мистрисс Дик-Торн заметила похищение, она, казалось, меньше была огорчена пропажей денег, чем испугана исчезновением бумаг.

— И у Жана Жеди не было этого бумажника?

— Бумажник был украден у него убийцами.

— Теперь, — сказал Анри, — займемся ребенком. Что с ним сталось? Вы это знаете?

— Знаю, — ответил Этьен.

— Ребенок жив?

— Не знаю, но мы справимся, как только дядя вернется из небольшого путешествия.

— Да, это необходимо; мы не должны пренебрегать ничем. А теперь скажите мне, знаете ли вы, почему сумасшедшая, о которой вы говорили, постоянно произносит название Брюнуа и почему Фредерик Берар был в ужасе, увидев ее?

— Я надеюсь, что скоро узнаю это, — ответил доктор.