– Господи, как же не везет бедной женщине, – посочувствовал Добято. – Одна осталась на белом свете… И долго ещё сидеть сыну?

– По всем подсчетам – пять годков. А что ему не сидеть то, когда голодная мамаша сама не ест и не пьет – отправляет бездельнику, прости меня Господи, колбаску с сырком да маслицем, деньги переводит, дуреха! Хоть бы ты присоветовал Евдохе взяться за ум. Тюрьма, она и есть тюрьма, а вот для Федьки – санаторий…

– Прям – санаторий! – воспротивилась вторая бабка. – На прошлой неделе навестил Евдоху освобожденный парень. От сына привез приветик. Дажеть глядеть на него страшно: худющий, кашляет кровью, ветром мужика качает. А ты баешь – санаторий!…

Все остальное Тарасику уже известно, а вот посещение освобожденного зека насторожило. Вполне возможно – не зек, и не освобожденный – посланец Гранда. Вроде, навестил мать дружана, привез ей сыновий поклон, на деле – инструкции босса. Что до кровохарканья и худобы – их организовать легче легкого, Добято не раз и не два, общаясь с криминальным миром, сталкивался и не с такими умельцами.

– И что, Федькин дружан осел в Медвежьей Пади? – с деланным сочувствием спросил он. – Воздух у вас – целительный…

– Куды там! Умотал в Сибирь, баял: там под Красноярском живут его родители… Кажись, поднадоело парню таежное житье, вот и заторопился. Автобусов у нас нетути, дак Евдоха упросила Борьку подбросить сыновьего дружка до района… Хотел было паря отказаться: пехом, дескать, быстрей доберусь – отсоветовали. Какие сь бандюги об»явились. дажеть ахфмцера уволокли… Слыхал, небось?

Сменяя друг друга, старухи посвящали незнакомца в самые свежие медвежьепадьевские новости. Перемешанные, конечно, с фантастическими сплетнями. С такой энергией и заинтересовнностью – молодые позавидуют.

Добято рассеянно слушал бабок, думал о своем. Кажется, первый же день пребывания в отряде оказался для него на редкость результативным. Если так пойдет и дальше, защелкнет он на лапах маньяка милицейские браслеты.

Недавние мысли о возможности ухода на пенсию, под давлением удачно проведенного дня, расплылись в розовом тумане.

– Спасибо, бабушки, очень вы мне помогли… Значит, по проулку, в конце справа изба Евдокии, да?

– Правильна, милай, пусть Бог тебе поможет…

Правы старухи, до чего же они правы! Сейчас, как никогда раньше, неверующий сыщик нуждается в Божьей помощи. Ибо он, кажется, угодил в такую мясорубку, из которой непросто выбраться живым и невредимым. Все перемешалось: сожительница прапорщика, её двоюродная сестра, водитель Борька, сидящий на зоне сын Евдокии, его дружан, неожиданно появившийся в поселке и так же неожиданно исчезнувший.

Медленно, как то торжественно, темнело. В домах зажглись окна, залаяли выпущенные на свободу дворняги. Осень – паршивое время года, Добято не просто не любит – ненавидит небо, покрытое сплошной завесой черных туч, моросящий дождик, обнаженные, сбросившие листву, деревья, длинные темные ночи.

Ему бы сейчас поужинать в тепле солдатской кашей, завалиться до рассвета на койку, но жизнь подталкивает в спину, заставляет идти к едва знакомой Евдокии, выслушивать её бредни, задавать хитрые вопросы. А что прикажете делать? Служба!

Заскорузлая привычка «не засвечиваться», интуитивная уверенность – его пасут заставляет сыщика шагать не посредине проулка – в тени высоких заборов. Конечно, это не совсем удобно – собаки страсть как не любят, когда к охраняемым ими участкам приближаются незнакомые люди, раздраженно лают, бросаются на заборы. Приходится мириться. Неожиданно Добято услышал шелестящие шаги. Слава Богу, опавшая с деревьев листва плотным слоем покрыла землю, неслышно пройти по ней невозможно.