Луиза собиралась ложиться. Она уже с час собиралась и могла собираться еще час, потому что все эти сборы были совершенно бесполезны. Она не уснет. Вполне можно было бы и не ложиться, не снимать бархатного кремового халата, а по прежнему сидеть, свернувшись, в глубоком кожаном кресле. Кресло было безупречной овальной формы, без подлокотников и ножек, оно свисало на шелковых шнурах со стеклянной балки под крышей дома.

Легкие покачивания взад вперед иногда расслабляли ее, погружали в приятную дремоту. Но не сегодня вечером. Сегодня понадобился бы гений фармацевтики или еще не созданный опиат, чтобы дать отдых ее измученному сознанию.

Ей хватило бы и жутких новостей про Энн. Услышав, что  произошло, Луиза живо представила себе боль и ужас Энн, поняла, насколько та сейчас близка к смерти. Да, уже этого Луизе хватило бы. Но было кое что еще…

Вэла новости потрясли поначалу. Он искренне расстроился. Но позже, вечером, после звонка из дома викария, над всеми чувствами его возобладало негодование, даже ярость.

– Боже всемогущий! Да когда же они оставят в покое беднягу?

– О чем ты?

– Об этих чертовых полицейских. Они будут травить и травить его, пока у него не кончится терпение.

– Кого? – Конечно, она прекрасно понимала кого .

– И тогда от отчаяния он сорвется и бросится на них. Возможно, тоже оскорбит их в ответ. Прямо вижу, как они потирают свои мерзкие ручонки, как отправляют его обратно в тюрьму! – Валентин в упор смотрел на сестру, и по его лицу было видно, что он то уже  в отчаянии.

– Бедный Жакс, – быстро проговорила Луиза. Она чуть не забыла свою роль, ту, что совсем недавно начала играть. – Что на этот раз?

– Все как обычно. Стараются повесить на него то, чего он попросту не мог совершить.

– Это ведь не… – Луизе пришлось лихорадочно искать себе опору, и она почти упала в кресло.

– Да, конечно, нападение на Энн Лоуренс. Они даже забрали одежду, в которой он был в то время, когда на нее напали.

– О нет! – Луизе стало по настоящему дурно. – Вэл, но этого не может быть.

– Разумеется, не может! Он был в доме викария весь день. Но попробуй убеди их в этом! – Он наконец заметил, как ужасно побледнела сестра. – Прости, Лу. Я эгоистичный идиот. Она же была твоей подругой, да?

– Да. – Теперь Луиза в этом уже не сомневалась. Энн была ее подругой. Как она могла когда либо думать иначе?

– Принесу тебе бренди.

Луиза вспомнила, что уже пила бренди. Влила его в себя как воду, и с тем же эффектом. Едва оправившись от потрясения и найдя в себе силы встать, она извинилась и пошла наверх. Приняла ванну, завернулась, все еще дрожа, в кремовый халат и вот теперь бесконечно раскачивала кресло в ритме своего отчаяния.

Она уговаривала себя, что ошиблась. Он проехал так быстро. Велосипедист, весь в черном. Леггинсы, джемпер с длинными руками, вязаная шапка надвинута на лоб и полностью скрывает волосы. Она остановилась всего лишь на минуту у банка. Собиралась выйти, даже дверь уже слегка приоткрыла, сзади на дороге никого не было. И вот он появился в боковом зеркале. Сначала далеко, потом прямо перед ней, потом пропал. Всего лишь секунда. Но она видела лицо в зеркале. И узнала его.

Во всяком случае, она так подумала. Но вот теперь Вэл говорит, что Жакс был дома весь день. Вэл говорит, что был с ним, когда случился этот ужас. Значит, она ошиблась. В отчаянии Луиза, разуверившаяся в Боге еще раньше, чем в Санта Клаусе, стала молиться. Неумело, неловко, но с жаром, с истинной страстью, не зная толком, что  говорить.

– Пожалуйста, Боже, – бормотала она, – пусть это будет не он! – Потом, поскольку такая формулировка показалась ей слишком туманной, она заставила себя уточнить.