Я вздыхаю.

– Это понятно. Я действительно смог дожить. Но твое представление о вечеринке и мое… несколько отличаются.

Мама делает кислую мину.

– Да. Действительно. Твое понятие вечеринки – это выпивка и стриптизерши. Мое – более утонченное.

– Ты меня обижаешь, мам, – я делаю глоток скотча. Господи, как прекрасно он обжигает горло. – Я никогда не стал бы платить женщине за то, чтобы она разделась. При моих внешних данных в этом нет необходимости, – я дарю ей широкую идиотскую ухмылку.

Это должно было быть шуткой.

В некотором роде.

В смысле, это все правда. Но сейчас это была шутка.

Мама ее не поняла.

– Ты сам слышишь себя, Лахлан Монтгомери? Ты свинья.

– Это была шутка, мам.

– Нет, не шутка.

Я склоняю голову набок.

– Если на то пошло, мне действительно никогда не приходилось платить женщине за то, чтобы она разделась… или сделала что то еще. Но, тем не менее, сейчас это была шутка.

– Не смешная.

– Просто потому, что у тебя ни фига нет чувства юмора. Ты такая же холодная, скучная и высокомерная, как все твои друзья, – я встаю. – Мне пора. У меня дела.

– Лахлан, за всю свою жизнь ты не работал ни дня. Какие у тебя могут быть дела?

– Разве я не говорил? У меня намечена тусовка в поместье Тринидад.

– Лахлан.

Я качаю головой.

– Мам. Серьезно. Научись понимать шутки.

– Лахлан, по крайней мере хотя бы появись на вечеринке в твою честь. Пожалуйста. Это важно для меня.

Я допиваю скотч и разгрызаю кубик льда – просто чтобы позлить маму. Снова.

– Хорошо. Я появлюсь. Но не рассчитывай, что надолго. Выпью стакан второй, и на этом все, – я ставлю стакан на стол и после недолгих сомнений забираю недопитую бутылку. – А потом уйду. Я купил место на ледоколе, который идет за Полярный круг.

– Ты шутишь.

– По поводу путешествий я никогда не шучу, мам. Это единственное, к чему я отношусь серьезно, – я салютую ей бутылкой. – Путешествия и женщины.

– Ты мог бы сделать со своей жизнью что то стоящее, Лахлан.

Чтобы дать матери понять, что последнее слово за мной, я язвительно говорю на прощание:

– Возможно. Но я этого не сделал. Я потратил ее впустую, наслаждаясь коротким промежутком, отпущенным мне.

***

Два месяца спустя

Вечеринка оказалась именно такой, как я себе и представлял. Даже хуже. Масштабная. Тщательно продуманная. Помпезная. Дорогая. Тут и фейерверки, и какая то известная поп группа с причудливыми прическами, безупречными зубами и дерьмовыми голосами. Бред какой то. Маленькие лампочки на тонкой серебристой проволоке обмотаны вокруг металлических стоек кованых беседок. Столы, покрытые скатертями. Открытый бар, полки которого заставлены ликерами и винами. Мужчины в смокингах и женщины в вечерних платьях. Скопление искусственных сисек и дорогих ароматов.

Я появляюсь в рваных джинсах и футболке с изображением Bullet for My Valentine (Примеч.: британская рок группа) . Конечно же, мама в восторге и хвалит мой утонченный стиль.

Ха. Как бы не так.

Она ругает меня за то, что оделся, как дегенерат, а потом пытается отобрать бутылку виски. Это ограниченный выпуск Michter`s Celebration Sour Mash – стоимостью почти четыре тысячи долларов и с этикеткой, покрытой восемнадцатикаратным золотом. И я пью его прямо из горла. Я думал умыкнуть Dalmor шестьдесят четвертого года из папиной коллекции, но не смог себя заставить, потому что такой виски требует к себе уважения и употребления по всем правилам, так что я оставил его на месте. Когда ясно даю матери понять, что не расстанусь со своим трофеем и что это мой себе подарок ко дню рождения, она предпринимает попытки представить меня богатым холеным дочерям своих высокопоставленных друзей.